Дельфис

Те наши читатели, которые знакомы с жизнью семьи Рерихов, возможно, знают, что завещала своим сыновьям Елена Ивановна. Старшему — Юрию — было наказано после её смерти вернуться в Россию с художественным наследием отца, а младшему — Святославу — оставаться жить в Индии.

И сыновья это завещание выполнили. Правда, Юрию Николаевичу исполнить наказ было куда труднее, чем брату. Об этом говорили уже те долгие годы, что провёл он в ожидании советской визы ещё вместе с матерью. А в 1955 году после её ухода из жизни вся тяжесть проблемы возвращения в Россию легла на плечи Юрия Николаевича.

Нужна была помощь — конкретная, действенная. Нужны были дружеские руки, искренне протянутые с родной земли. Нужны были люди, которые взяли бы на себя смелость (а в те годы она грозила самыми скверными последствиями) хлопотать о возвращении на Родину сына великого художника — выдающегося востоковеда-лингвиста.

И такие люди нашлись. Нет, они не были родными Рерихов по крови. Они были родными по духу, понимавшими всю важность возврата великого имени и духовного наследия семьи Рерихов. Людьми этими оказались супруги Мухины: известный врач-гомеопат Сергей Алексеевич Мухин и его жена, журналистка Евгения Михайловна Мухина-Величко.

Это они ещё при жизни Елены Ивановны Рерих отважились написать ей письмо и с большим для себя риском послали его через индийское посольство. Это они вопреки предупреждению советского академика живописи Александра Герасимова: «не портить себе жизнь бесплодными хлопотами» начали писать в Верховный Совет СССР К.Е.Ворошилову одно за другим прошения — разрешить вернуться на Родину старшему сыну Н.К.Рериха. Это они посылали самому Юрию Николаевичу срочные телеграммы, советуя обратиться непосредственно к Н.С.Хрущеву во время его визита в Индию. Это они не раз объяснялись по поводу Рерихов с компетентными органами, не понимавшими, в чём же состоит личный интерес Мухиных, с таким упорством добивавшихся возвращения наследия Рерихов на Родину.

Но личный интерес у них был. И состоял он в любви к Родине, в служении ей, в понимании того, как необходимо её народу, пусть посмертное, возвращение великого художника, его искусства, научных и литературных трудов.

А ростки духовных исканий даже в те времена, когда свободомыслие было самым страшным грехом, уже прорастали в сердцах людей ищущих истину. Именно такими людьми были супруги Мухины.

Сергей Алексеевич Мухин родился в 1905 году в рабочей семье, рано осиротел, вырос в детском доме, откуда вынес страстное желание учиться. Получив медицинское образование, он, как натура ищущая, творческая, рано понял, что изучать надо не столько болезни, сколько человека, чей организм куда более сложно организован, нежели представляет себе ортодоксальная медицина. А изучая человека прежде всего как существо духовное, Сергей Алексеевич не мог пройти мимо тысячелетнего опыта древнего врачевания, народной медицины и гомеопатии. Познавая их, он пришел к необходимости исследовать и то, чем питает человек свой дух, не только тело. Он стал изучать религии мира. Так появилось осознание духовной стороны жизни, в основе которой — непременно доброта, чуткость и любовь в общении с людьми.

Не менее тернистым путем шла к этому и молодая его жена Евгения. Она искренне приняла в своё сердце и руки не только детей Сергея Алексеевича (он был старше её и уже овдовел), но и стала верным единомышленником и соратником мужа в поисках истины. Сближало их многое: и страстное стремление учиться, и близкое знакомство с детским домом; только Евгении Михайловне пришлось там побывать не как сироте из рабочей семьи. Она стала сиротой, потому что вышла совсем из другого сословия. Её родители были «лишенцами», депортированными в Сибирь на золотодобычу.

Пробить себе путь к высшему образованию, имея на руках документы «лишенцев», а повзрослев — «волчий паспорт», можно было только упорством и страстью к знанию. Того и другого у неё было в достатке. А ещё у неё была вера в жизнь, оптимизм. И, наверное, в её девичьей тетрадке, куда заносились всякие мудрые мысли, не зря появилась запись высказывания А.Н.Скрябина: «Чтобы стать оптимистом, надо испытать отчаяние и победить его». Она победила и достигла цели — стала журналистом, работником многих крупных издательств¹.

Была в гармоничном союзе Евгении Михайловны и её мужа одна особая общая любовь — живопись. Покупка у букинистов альбомов с репродукциями картин Н.К.Рериха и его книг сделала их не только верными почитателями его искусства, но и страстными собирателями произведений этого художника, а также полотен других живописцев. Неудивительно, что и сейчас в доме Евгении Михайловны висят замечательные полотна. И не только в доме. Душевная щедрость этой семьи сделала их ещё в советские времена дарителями целой коллекции картин в художественную галерею города Горловки, в том числе 27 картин Н.К.Рериха раннего периода.

И Сергей Алексеевич, лечивший многих выдающихся людей, и Евгения Михайловна в силу своей профессии — оба они общались с интеллектуально-художественной и духовной средой тех лет. В их доме собирались друзья. Семен Иванович Тюляев рассказывал о Конкордии Антаровой, учеником которой был, и её замечательной книге «Две жизни», ныне известной многим. Эти беседы людей, объединённых единым духовным поиском, проходили ещё до приезда Юрия Николаевича Рериха. Неудивительно, что встретившись, наконец, с ним в Москве, они стали его близкими друзьями.

Прежде чем непосредственно обратиться к Евгении Михайловне с просьбой рассказать о встречах с Юрием Николаевичем, о её богатой впечатлениями жизни, извлечённой из прожитых лет мудрости, хотелось бы сказать несколько слов о старенькой тетрадочке, какую вела она ещё со школьных лет. Вот какая мысль показалась ей тогда особенно важной: «Всякий, кто в жизни боролся за счастье быть самим собой, знает, что сила и успех этой борьбы зависят от уверенности, с которой идёт искатель к своей цели...» (М.Пришвин).

Евгения Михайловна уверенно шла к счастью быть самой собой. И хотя немало горестей, потерь и преодолений было на её пути и в юности, и в зрелые годы, выглядит она счастливой. Да и считает себя таковой. Может быть потому, общаясь с ней, чувствуешь себя очень спокойно, уверенно. Гармоничное, уравновешенное состояние её души как-то умиротворяет. Так обычно бывает при общении с людьми не просто сильными духом, но с теми, кто нашёл своё предназначение и тем самым обрёл счастье быть самим собой. А это один из признаков того, что человек выполняет главные задачи своей жизни. Одной из них, наверное, и была помощь великой семье Рерихов — вернуть их имя и наследие на Родину, помочь Юрию Николаевичу переехать из Индии в Советский Союз, в Москву. И не просто переехать, а начать плодотворную деятельность — и в утверждении, увековечении художественного наследия отца, и в создании Юрием Николаевичем новых пластов знаний в русском востоковедении. Он сразу же начал работать в Институте востоковедения АН СССР. Да и сама адаптация в трудных и по климату, и по быту условиях была для Юрия Николаевича совсем нелёгкой.

— Евгения Михайловна, наверное облегчить эту адаптацию для Юрия Николаевича Рериха и было одной из главных задач вашей семьи на первых порах?

— Конечно, в те времена войти в наш образ жизни было нелегко, тем более, что Юрий Николаевич приехал со своими названными сестрами — Людмилой и Ираидой Богдановыми, и ему нужно было позаботиться о них. Остановились они сначала в гостинице «Ленинград», куда мы и пришли, как только Юрий Николаевич позвонил. Встретились словно родные, хотя и виделись впервые. Необходимо было хлопотать о квартире. Естественно, в этих хлопотах мы помогали Юрию Николаевичу. А тёплые вещи для нашей зимы? Ни Юрий Николаевич, ни сестры Богдановы не были готовы к суровой зиме. Надо было позаботиться и об этом. Да и вообще вживаться в наш быт и действительность было весьма непросто.

— Да, я помню, как Мария Филипповна Дроздова-Черноволенко, с которой Вы встречались и раньше, рассказывала мне об одном забавном эпизоде «вживания» Юрия Николаевича в наш быт. Когда он впервые пошёл за чем-то в магазин и, протянув продавцу деньги, услышал от него, наверное, не очень любезный совет: «Идите в кассу и выбейте чек!», тот очень удивился: «Что это означает "выбить чек"?». Таких «реалий» нашей жизни Юрий Николаевич не знал и, конечно, подобных выражений в его русском лексиконе не было.

— Не было, наверное, таких аналогов и во всех языках, какие знал Юрий Николаевич. А знал он их великое множество. Кроме основных европейских он владел самыми редкими языками и диалектами Монголии, Тибета, Индии: И вообще в нашей действительности ему было многое непонятно и, наверное, обидно. Но никогда он не раздражался и не говорил каких-то резких слов.

Я помню, когда готовилась первая выставка картин Н.К.Рериха, Юрий Николаевич ожидал, что для неё дадут залы Академии художеств СССР. Но тогдашние советские академики почему-то отказались предоставить для выставки свои залы, и пришлось искать другой вариант — Выставочные залы на Кузнецком мосту. Юрию Николаевичу, конечно, было больно от подобного поведения художников. Но единственное, что в тот момент мы от него услышали, было: «Я не понимаю, почему так». И вообще он с головой окунулся в работу в Институте востоковедения, всей своей жизнью подтверждая слова своего великого отца: «В чём же лучший праздник как не в работе!»

— И, тем не менее, в свободное время вы ведь встречались?

— Естественно. У нас была дача, и мы старались в выходные дни вывезти его на природу. Постепенно у Юрия Николаевича подбирался круг друзей. В него входили такие замечательные художники, как Б.А.Смирнов-Русецкий, В.Т.Черноволенко. Все они были духовными последователями Н.К.Рериха.

При встречах Юрий Николаевич рассказывал о жизни в Индии, о родителях. Особенно запомнился мне один эпизод. Когда скончался его отец — Н.К.Рерих, тело по индийской традиции должны были предать огню, повернув лицом к далекой Родине, на север. И по тамошнему обычаю костёр должен был поджечь старший сын усопшего. Можете себе представить, что пережил в тот момент Юрий Николаевич, взяв в руки факел!

— Это просто трудно вообразить! Хоть мы и знаем, что физическое тело всего лишь временная оболочка человеческой индивидуальности, нам всё-таки трудно не отождествлять их. Ведь всю жизнь мы видим, слышим, осязаем людей, тем более своих близких, именно в их земной оболочке. И, наверное, в этом Юрий Николаевич не был исключением. А уж что касается родителей, чьи образы запечатлеваются в наших сердцах с детских лет!

— Тем более в такой феноменальной семье! Феноменальной по уровню духовной, сердечной, интеллектуальной близости с детьми, какая была в семье Рерихов! Семья Рерихов — это, конечно, пример настоящего творческого, космического сотрудничества, пример планетарного масштаба. Этот пример особенно важен в наше время, в нашей стране, где за последнее столетие проблема семьи, воспитания решалась в очень широком диапазоне: от традиционно-православного до коллективистски-обезличенного. Совсем отрицать воспитание в коллективе было бы несправедливо, но тепло домашнего очага, родительской любви необходимы человеку для становления его полноценной личности, личности гуманной, нравственной. А как раз этого не хватало поколениям, выросшим в пятидневном детсадике, в школьной «продлёнке» при остром дефиците родительского внимания. Об этом даже расхожий анекдот в своё время был, как отец привёл ребёнка домой из пятидневки, а мать ужаснулась: «Ребёнок-то чужой!» — «Ничего, — говорит отец, — всё равно в понедельник отведём обратно».

Впрочем, даже в эти времена мне доводилось знать родителей, где тем или иным способом создавалась семейная традиция. Например, одна знакомая мне мать семейства каждое воскресенье вставала в шесть часов утра, чтобы обязательно испечь пироги. И на вопрос «Зачем?» — отвечала: «Хочу, чтобы дети на всю жизнь запомнили запах дома, запах маминых пирогов». Сегодня эти дети сами стали родителями и стараются как-то продолжать материнскую традицию. Возможно, кому-то это покажется мелочью, но ведь наша обыденная жизнь, бытовая культура складываются именно из подобных мелочей. Из них растёт уважение к своей семье и корням, к своей земле и народу. И, конечно, понимание труда на общее благо тоже идёт, прежде всего, из семьи, где маленький человек знает, что не только он, но и его близкие — каждый имеет обязанности и права. И мне думается, что человеку, выросшему в гармоничной семье, легче определить смысл своего существования, понять красоту жизни.

— Вы заговорили о красоте жизни. Номер, в котором публикуется наша с Вами беседа, посвящен теме: «Красота». А каково Ваше понимание красоты, например, красоты женской, красоты человека?

— Красота — понятие очень широкое и прежде всего зависит от нашего мировоззрения, нравственных установок, социального статуса. Мне кажется, что до сих пор не устарели эстетические принципы Николая Гавриловича Чернышевского. Вот как сравнивал он представление о женской красоте у крестьянина и светского человека: «У молодого поселянина или сельской девушки будет чрезвычайно свежий цвет лица и румянец во всю щеку — первое условие красоты по простонародным понятиям. Работая много, поэтому будучи крепка сложением, сельская девушка при сельской пище будет довольно плотна — это также необходимое условие красавицы сельской. Светская "полувоздушная" красавица кажется поселянину решительно "невзрачною", даже производит на него неприятное впечатление, потому что он привык считать "худобу" следствием болезненности или "горькой доли". Для светских же людей бледность, томность, болезненность имеют другое значение. Если поселянин ищет отдыха, спокойствия, то те горожане, у которых материальной нужды и физической усталости не бывает, но которым зато часто бывает скучно от безделья и отсутствия материальных забот, ищут "сильных ощущений, волнений, страстей". А от сильных ощущений, пылких страстей человек скоро изнашивается: как же не очароваться томностью, бледностью красавицы, если они служат признаком, что она "много жила"?»

^{Святослав Николаевич Рерих на открытии персональной выставки в Центральном доме Художника в мае 1987 года (слева — Е.М.Величко)}

— Из столетия в столетие менялся и сам идеал женской красоты. Но, конечно, классический образец физической красоты человека пришёл к нам из античного мира — до сих пор пропорции идеальной женской фигуры, установленные греками, находят своё отражение в стандартных размерах готовой одежды. А эстетические идеалы эллинской культуры брали за основу и великие художники Возрождения, одухотворив пластическую красоту древних греков светом Христианства. Вспомните Боттичелли, Рафаэля, Леонардо да Винчи... Ныне высокий идеал духовной красоты вряд ли увидишь на лицах победительниц конкурсов красоты, где больше ценится не одухотворённость, а сексуальность, хотя надо сказать, что принимаются в расчет и умение девушки вести себя, говорить, быть не просто красивой, но и обаятельной.

— А то, что мы зовём обаянием, и есть та самая гармония внешнего и внутреннего строя человека, которая и делает общение с ним особенно привлекательным, и это в большинстве своём зависит от нравственной основы человеческой личности. Ведь обаяние — это умение правильно строить взаимоотношения с окружающими. Такого человека отличает не только содержательная и культурная речь. Он способен хорошо слушать, правильно относиться к себе и людям, преодолевая в себе всё узко личное, мелкое. Быть обаятельным значит обладать жизнелюбием, но и подвергать себя постоянной критике, бороться против зарождающейся в тебе неприязни к людям, зависти, невежливости, нерадивости, равнодушия. Обаятельный характер — надёжная основа обаятельной внешности. Наверное, именно таких людей можно было бы назвать, перефразируя высказывание Н.К.Рериха, «проводниками прекрасного».

Вот как звучит изначальная мысль Н.К.Рериха: «Убедительный проводник прекрасного даст вам часы, в которые вы полюбите жизнь. Вы будете признательны тому, кто помог вам улыбнуться жизни. Вы станете добрее, в вас пробудится творец, скрытый в недрах сознания».