Дельфис

Иван Александрович Ильин  (1883–1954), русский религиозный философ и мыслитель, — фигура, отличающаяся от других представителей религиозных  течений  начала XX века. Его творчество, а также  место в истории русской и европейской мысли мало исследованы. Труды его — это путеводитель для человека, идущего по жизненной стезе, на которой встречаются не только радости, но и невзгоды, страдания, сомнения, душевные муки и терзания.

Свою книгу «Я вглядываюсь в жизнь» он назвал книгой раздумий,  «Поющее сердце» — книгой тихих созерцаний, «Взгляд в даль» — книгой размышлений и упований. Все они посвящены философскому осмыслению жизни, написаны простым, доходчивым языком. И.А.Ильина можно назвать стратегическим философом, учителем будущих поколений,  исследователем русского национального характера, провозвестником грядущей России. Он сумел сохранить образ истинной, подлинной России, представить её как Святую Русь, которая, подобно граду Китежу, ушедшему на дно озера, дожидается своего часа. Он — творец созидательных идей по реальному возрождению посткоммунистической России. Роль его совершенно особенная как в эпоху экономического, социального, государственного и культурного развития страны до 1917 года, так и после крушения православной монархии, февральской революции и переворота большевиков в октябре 1917 года. Ильин считал,что это время трагических событий не только в России, но и во всём мире, особенно в Европе. Он не поддался ни одному из распространённых в то время философских  течений: ни культивированию безграничной свободы и разнузданности,  ни модернизму и формализму эстетического уклона русского богословия и русской культуры Серебряного века, ни революционной пропаганде, ни социализму и коммунизму, ни отмене частной  собственности и замене её государственной, ни партийной психологии, ни фашистской  национал-социалистической идеологии, ни сталинскому режиму и советскому патриотизму, ни социал-демократической и либерально-демократической доктрине XX века. Он сумел воссоздать для нас идеальный образ России.

И.А. Ильин предвидел падение большевиков, он не только критиковал их, но предложил свою альтернативу, нарисовал, каким должен быть  русский народ, какой должна стать грядущая Россия. Поэтому и называют его национальным мыслителем, который представил в своих трудах целостную систему религиозных, философских, нравственных и эстетических взглядов русского человека.

В книге «Взгляд в даль» (написанной в 1938–1945 годах на немецком языке, на русский  язык она была переведена  только в 1958 году и издана его женой  уже после смерти автора) Ильин писал, что переживаемый современным обществом кризис, касается не столько политики и экономики, сколько духа. Это — кризис духовный, и истоки его глубоки, тяготы времени велики и преодолеть их можно только тогда, когда будут задействованы глубинные пласты человеческого духа, когда люди начнут своё возвращение к Богу.  Прежняя структура созидательно-культурного развития привела к предельной очерствелости сердца, никогда ещё изнанка  человеческой сущности так самодовольно и самоуверенно не выступала наружу, никогда в распоряжении человека не было таких технических возможностей и разрушительных средств для угнетения себе подобных. Противостоять этому мы можем, только начав своё внутреннее обновление, заставив заговорить своё сердце. И оно начнёт посылать своё излучение в мир, а исходящий от него свет будет нечто большим, чем просто человеческим светом. Часто люди ждут  какого-то нового откровения, не понимая того, что не сумели воспользоваться дарованным  Откровением.  Ильин писал: «Однако лучей Божественного Откровения у нас пока никто не отнял; они  светят нам и поныне; и кто, как не мы, должны воспринять их в себя и идти в их свете по жизни. Надо в себе отыскать акт такого устроения, которое позволило бы нам не только светиться самим, но и светить другим;  надо, чтобы лучи, исходящие из нашего сердечного созерцания, освещали не только наше близкое, но и далёкое; и звали туда» (Ильин И. Огни жизни. М., Русская книга — XXI век, 2006. С.515).

Современному человеку необходимо понять, что судьба его зависит от того, что он сам «излучает» в мир и притом во всех сферах жизни. Речь идёт об очищении, об оживлении его сердца, о его творческой самоотдаче. Ведь заглохнувшее сердце бессильно, незряче, и когда оно в таком состоянии  вглядывается в жизнь, ничего хорошего ждать от него не приходится. Только излучающее сердце способно обновить культуру, подарить миру новые творческие идеи. В этом процессе каждый человек призван стать определяющим фактором, свободным двигателем, решающим духом. Человек должен превратить свой жизненный путь в непрерывное духовное очищение для достижения материального, духовного и цивилизованного благополучия общества. Это внутреннее состояние Ильин называет сердечным созерцанием, то есть внутренним зрением. Сердце он считает сосредоточением чувств и страстей, а душа и человеческий разум означают глубину и сокровенность. Заметим, что свои рассуждения Ильин ведёт с точки зрения библейского понимания, непосредственного  знания (интуиции), видения внутренним зрением — в противоположность внешнему, физическому зрению. Он считает, что свобода дана человеку не как абсолютная независимость от всего, а как  всевозрастающая независимость от зла и пошлости. Человек должен превратить свой земной путь в непрерывное духовное очищение и восхождение, чтобы дух его проникал через внешние покровы, за которыми таятся дарованные ему огни личной жизни. Искусство жизни состоит в умении распознать все эти посылаемые каждому Божьи иероглифы и созерцать их  верный смысл и усваивать их мудрость, понимая каждое событие и явление своей жизни как личное обращение Бога к человеку, а постигнув эту мудрость,  включить её в свой характер, в свой дух, в своё сердце, в свою волю и молитву. Ильин считал, что для воспитания и усвоения духовных огней человеку среди льющегося на него потока событий и обстоятельств  надо выбирать и осознавать их как вопросы, на  которые  он должен дать правильный ответ. Например: зачем эта встреча состоялась в моей жизни? К чему ведёт меня это событие? Почему я не погиб от этой опасности? Отчего послана мне эта болезнь? В своих книгах Ильин попытался дать ответы на подобные вопросы.

Из всех духовных источников самым основным, верным и сильным является духовная любовь. Это тот дар, который овладевает душой, она одновременно и искание, и радость, она ведёт человека по жизни, являясь главной силой его существа, как иррационального, так и разумного. В Евангелии  есть две главные заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всем разумением твоим» (Мф.22:37) и «Возлюби ближнего твоего как самого себя» (Мф. 22:39). К первой заповеди верующие и неверующие относятся спокойно, в отличие от второй, так как многие испытывают трудность любить своих врагов. В этом скрывается опасность, что у таких людей нет любви (её духовного опыта), но это не означает, что у них не может быть любви в принципе.

Чтобы понять это чувство,  приведём статью А.И.Ильина «Истинная любовь» (из книги: Иван Ильин. Огни жизни. М., Русская книга — XXI век, 2006. С.114).

Истинная любовь

Никому не ведомо, как возникает любовь между мужчиной и женщиной, откуда она приходит и что приносит с собой... Но однажды она приходит.

Я не имею в виду флирт, когда прикидываются, будто «немного влюблены», в то время как знают, что это не так, и согласны удовлетвориться таким же «невинно-виноватым» игривым, лёгким притворством с другой стороны. Здесь каждый втайне знает, что и он не принимает всерьёз эту «любовную игру» и его самого не принимают всерьёз, что он может и «по-иному», может играть и с другими, сможет обойтись и без своего теперешнего «партнёра»... Это именуется времяпрепровождением, настроенным не более, чем на похоть, и в результате всё опошляющее, то же, что мимолетное стрекотание двух безответственных стрекоз... Далёкое от любви, как небо от земли!

Если приходит настоящая любовь, человек теряет чувство свободной бесшабашности, вольной игры. Он вдруг чувствует себя связанным, как будто его пронзила необходимость или он подпал под действие какого-то закона: теперь он не может по-иному, он как бы во власти чар.

По этому узнают настоящую любовь: кто «может по-иному» и «может с другими», тот ещё ничего не знает о любви. Любовь — это избранность, в которой часто ничего не ощущается от избрания. Видишь себя определившимся, а возлюбленное существо единственным и незаменимым.

С этим избранным существом любящий хочет быть вместе, наслаждаться его присутствием без помех со стороны других, уже не играть, отринуть сдержанность, стать с ним совершенно искренним и придать этой искренности цельную форму. Приближается решающий момент: любимый должен узнать, что его любят; — ужасный момент... Вдруг он не ответит на любовь?!.. Тогда всему конец, мир и жизнь становятся грудой развалин...

По этому узнают истинную любовь — она не только сосредоточенна и исключительна, но и «тоталитарна», она требует человека всего, она поглощающая, предписана судьбою. Истинная любовь хочет в человеке всего: не только внешне-человеческого, но и душу, и внутреннее содержание её — сущность человека, святую тайну личной духовности, древний источник божественного дыхания в нём, чтобы сделаться единым в жизни, желаниях и молитвах. А кто ничего о том не ведает, тот не ведает ничего и об истинной любви.

При этом совсем не всегда думают о «женитьбе». Этот «итог» подводится как бы сам собою. Ибо, если мужчина и женщина охвачены истинной любовью и уже не могут жить друг без друга, тогда они образуют творческую жизненную общность, как новую, великолепную жизненную ценность, которая стремится быть признанной Богом и людьми — одобренной, освящённой, уважаемой, охраняемой... Мы, разумеется, знаем: многие вступают в брак и без любви (бедные люди!); но если это любовь, то она ищет победы и свадьбы, подобно тому, как розовый куст добивается розы. Вовсе не стоит говорить о «вечной любви». Истинная любовь воспринимается, однако, как единственная и вечная — продолжающаяся вечно, связывающая навечно и ведущая к блаженной вечности. И тот, кто никогда этого не испытал, вероятно, не много знает о любви.

Любить и быть любимым своей возлюбленной. Какое счастье, какое богатство творческих возможностей... Уже само по себе — живая хвалебная песнь Господу. Исполнение лучших желаний, парящая радость, одухотворённый показ, восходящая утренняя заря... В человеке пробуждаются потаённые силы его далёких предков, с которыми он удивительным образом чувствует себя единым... Всё просыпается для него, всё живое окликает его; и он чувствует себя цельным и окрылённым. Ему — возносить хвалу, сметь служить, ею жить!..

Кто, однако, воспринимает эту радость не как невинную и святую — ибо она идёт из неразделённой любви, ибо желаема природой, ибо она освящена Господом!.. Кто от всего этого счастья не чувствует лёгкой грусти — ибо в любви столь многое сгорает, потому что в ней просыпается предчувствие наступающих любовных страданий, ибо достигнута вершина жизни, и вечно преходящее хочет поднять свой голос!.. Кто при этом не думает о бремени ответственности и не чувствует мировой боли — тот пока не знает, что такое истинная любовь...

И ещё одно: любящий хочет счастья для себя, счастья творчески-прекрасной общности, грядущего счастья среди многочисленной детворы. Если же он одновременно не хочет счастья любимого существа, если его сердце не думает в своей глубине о жертвах, если оно не ставит счастье любимого существа выше своего собственного, то его любовь корыстна и себялюбива: о, тогда это не истинная любовь...

Ибо истинная любовь — это искра Божья в человеке.

Расколотый изнутри человек несчастен,  даже удача не радует его, никакое внешнее везение не приносит ему радости, жизненный успех не дарует ему  счастья, покоя, потому что он лишён внутренней гармонии, уравновешенности и целостности, отсутствует у него согласие  инстинкта и духа, веры и знания. Расколотый духовно человек, даже воспринимая истину, не  может  определить, истина это или нет, потому что он не способен ухватывать целостность очевидности. Этот раскол в человеке зародился, когда он отошёл от религии и предался свободе  исследования и свободе мысли. Свобода исследования, на первый взгляд, в корне  согласуется  с христианской религией: ведь Богом было завещано человеку воспринимать Божественное Откровение не  только из Священного  Писания и из духовных постулатов, но из созерцания существующего и заложенного в нём  замысла Творца.

Историческое развитие пошло в русле разлада: церковь не питала доверия к свободно исследующему человеку, а исследующий  человек воспринял оценку церкви как бремя. Он обратился с большим любопытством к природе, позабыв о христианской  любви, за чувственным миром утратил способность к созерцанию.  Христианское   созерцание сердцем,  боговзыскующий созерцающий разум превратился в отвлечённый рассудок, в беспочвенную индукцию, лишённую созерцания и проникновенности, наблюдения велись с точки зрения техники, а не собственно истины.

Такой раскол привёл к потере связи духа и человеческой души, и человек терял  духовность и становился чёрствым. Аналитический разум, беспочвенная и разнузданная воля и  бездуховный инстинкт самосохранения — вот всё, что ему осталось. Всё остальное подлежало осмеянию: вера, стыд перед собственным безжизненным сердцем, творческое  созерцание.  Современный кризис — это кризис расколотого человека (выд. здесь и далее ред.). Человеческий разум должен снова обрести в себе целостность. Мысль должна стать творческой и созерцательной, а созревающий разум станет  повиноваться сердцу, так что все пути будут вести к сердцу и исходить из сердца. Сердечное созерцание, совестливая воля и верующая мысль — вот три великие силы грядущего, которым будут по плечу все проблемы Бытия. Они-то и создадут человека, обладающего творческой целостностью.

Творческий человек с полным правом может притязать на свободу, которая служит ему  для постижения внутренней необходимости и следования ей, он созерцает и вслушивается, это состояние заполняет его целиком, и он остаётся в этом состоянии до тех пор, пока воля не заставит  его заговорить  о себе, пока он не почувствует себя готовым пережитое им состояние выразить в форме стиха, романа, сонаты, статуи, философского эссе, религиозного созерцания, нового закона или обдуманного совестливого поступка. Любая цензура парализует его  творчество, любое предписание лишает его вдохновения, ему должна быть предоставлена полная свобода. Творческие люди должны созерцать, раздавать свои дары и рассылать свои лучи…

Свобода¹

Во всём сомневается современный человек. Во всём абсолютно, не исключая свободу.

Сомневаясь в ней, он, разумеется, теряет её. А мы ничуть не сомневаемся в свободе, потому что знаем точно, что она значит для нас.

Дыша свободой, человек мало думает о ней: он живёт в ней, вкушает её, плавает себе в её лёгком потоке. Для него она как воздух; он дышит, не задумываясь о нём: вдох — выдох; лёгкие то поднимаются, то опускаются в своём природном ритме. О воздухе задумываются тогда, когда его не хватает, когда он тяжёл, нечист, когда начинают задыхаться. Тогда вдруг не без ужаса спохватываются и начинают понимать, что без воздуха нет жизни, что не ценили его, а он, оказывается, так необходим...

Так и со свободой: человек не может жить без неё, она ему нужна, как воздух. Почему?.. Потому что любить он может только свободно. Любовь ведь искренна, цельна, не вынуждена, нелицемерна; она свободно зарождается и свободно дышит... Или же она не зарождается вовсе, но — заменить её ничто не может...

Потому что веровать и молиться можно только свободно... А вера или охватывает последние глубины души (куда не дано пробиться чужим диктатам и запретам, и где человек автономно созерцает и автономно верует), или же не возникает вовсе — и тогда человек остаётся неверующим. А молитва — как вздох, как песнь, как священное пламя; её не вызовешь к жизни никаким предписанием извне.

Человек мыслит только свободно, потому что истинная мысль — это самостоятельная мысль. Самостоятельно мыслящий человек умеет ценить и чужую мысль потому, что по себе знает спонтанную способность её, и, может быть, именно поэтому его не собьёт никакой авторитет, никакая видимость его.

Человек зрит в корень только свободно; только свободное убеждение чего-то стоит; только в нём и сила его; только его он и отстаивает; только за него идёт на смерть...

Человек может творить только свободно — спокойно, без нажима, без запросов, руководствуясь собственным таинственным побуждением, благосклонно внимая сокровенным источникам жизни...

И страждущий человек, стремящийся творчески, осмысленно передать свои страдания, должен сполна пережить их, свободно созерцать их, свободно молиться, чтобы очиститься и просветлиться душою. Только пламя, бьющее из страданий, приподнимает человека выше  к Господу. Только свободное осмысление, только свободное обращение даёт человеку орлиные крылья...

Любить, молиться, думать, исследовать, очищаться, прозревать, убеждаться, творчески формировать, образно отражать — разве всё это не самое важное в нашей жизни, разве это не есть, собственно, наше предназначение на Земле? Но тогда, значит, жизнь без свободы невозможна... Да, так оно и есть. Всё истинно великое в жизни возникает каким-то таинственным образом из себя и через себя. Это уже заметил Аристотель... Так живёт природа, так воспламеняется любовь, так молится человек, так зарождаются науки и искусство, так преодолеваются духовные кризисы. Надо понять раз навсегда, что предписанное мышление есть не мышление, а звук пустой и механическое, сухое резонёрство; что вынужденная любовь не есть любовь; что навязчивая молитва, идущая не от сердца, есть видимость одна, есть незадачливая попытка молитвы. Мёртв и сух человек без свободы; расколот, неискренен, беспомощен, ненадёжен. Его здоровый инстинкт и живой дух изменяют ему: они покидают захваченную диктатом извне его жизненную сферу и образуют потайную катакомбную жизнь, подчиняясь в ней свободному зову вдохновения, прислушиваясь к свободному голосу побуждений.

Так обстоят дела во всех областях жизни; в хозяйстве — тоже. Только свободный труд действительно жизненно  необходим и производителен. Только непринуждённый, добровольный, радостный труд благословен. Свободу принуждением не заменить. Тщетны все попытки такого рода, где бы они ни возникали, какие бы цели ни преследовали.

Кто этого не знает, тот всё равно когда-нибудь всё это на себе испытает и поймёт.

Две большие опасности подстерегают свободу человека; первая — недооценка свободы, ведущая совершенно неожиданно к отречению от неё и предательству; вторая — злоупотребление свободой, ведущее к разочарованию в ней и утрате её.

Любой человек, любой народ может однажды спохватиться, увидев, что свободы у него нет, а всё оттого, что он или недооценивал здоровую, благодатную её стихию, или злоупотреблял ею. Позора в этом особого нет, но налицо беда и — урок: придётся идти дорогой страданий, терпения и освобождения.

Тому, кто утратил свободу, не сожалея о ней, придётся изрядно пострадать прежде, чем он ощутит явную в ней потребность. А потом ему придётся долго терпеть несвободу, пока он не поймёт, что надо снова начинать борьбу. Избавление же, возврат к свободе станут возможными только тогда, когда он поймёт, что надо ценить свободу, надо не злоупотреблять ею. Гнёт порождает тихое накопление сил; накопление сил пробуждает потребность в свободе — осмысление, притязание, волю; в дальнейшем воля диктует борьбу за свободу и, что гораздо важнее, формирует способность удержать отвоеванную свободу, закрепить, дать ей достойное наполнение...  Свобода — это не нечто данное одними другим. Нет. Её надо взять самому, правильно распоряжаться ею, наполнить её жизненными содержаниями в достойных формах. Иначе снова начнётся отречение от неё, злоупотребление ею, и всё повторится сначала...

Свобода — это духовный воздух человека. Культура без свободы — видимость одна. Народы медленно, но верно идут к истинному пониманию свободы. А история, этот великий спиралевидный путь страдания, терпения и освобождения, идёт тем временем своим ходом..

Послесловие

28 сентября 2005 года священник, отслуживший панихиду по Ивану Александровичу и Наталье Николаевне  Ильиным в  Воскресенском храме Русской православной церкви в Цюрихе, сказал в своей  проповеди, что Ильин был самопоющим сердцем, и пело оно две песни — о Боге и о России.

3 октября 2005 года останки Ивана Александровича (1883–1954) вместе с останками его супруги и верной спутницы жизни Натальи Николаевны Ильной (1882–1963) были торжественно  перезахоронены в Москве в некрополе Свято-Донского монастыря. Эта государственная и церковная акция стала ещё одним  подтверждением масштабности и значимости личности этого русского философа.