Дельфис

Красиво жить

Красиво жить не запретишь. Кому не понятно? Дача, иномарка, ресторан, женщины. А другому — бутылка в подворотне, плавленый сырок на закуску, и понеслась душа в рай.

И только? И об этом мы хлопочем, поминая красоту кстати и некстати? Пожалуй, не только об этом. Ещё и одежда бывает красиво скроена, и озеро в горах, и фейерверк праздничным вечером, красивые обои, открытки, причёски, глаза. Всё кругом разделилось на красиво и некрасиво. Тогда что же это такое, красота?

Не знаю, признаюсь сразу. Ни разу не встретил такого определения, чтобы все случаи охватило, и искать перестал. Кто знает, тот знает, кто чувствует, тот чувствует, а остальным не объяснишь. И все-таки поговорим о красоте.

Трудно объяснить почему, но тянет нас к тому, что кажется красивым. К бусам и серьгам, к полотенцу с вышивкой, к избушке с резными наличниками. Для украшения жизни и предки наши не жалели сил и времени, и мы порой раскошеливаемся, чтобы заполучить красиво сделанную вазу, хотя и не нужна она нам вовсе. Какие-то чудаки даже жизнь свою посвящают изготовлению красивых вещей, пишут картины, исполняют музыку. И гордятся тем, что служат не полезному, а прекрасному. Нас привлекают красивые женщины. Да, аромат красоты — это женские духи. Почему? Нет объяснения. Может быть не только мимолётное развлечение дарит нам красота, может быть корень где-то поглубже?

В самом деле, самая, казалось бы, сухая, бесчувственная наука, не умея объяснить суть, тем не менее не обходится без понятия красоты. Если итогом мучительных размышлений, бессонниц, споров становится простенькая формула вроде Е = mс², — учёные единодушно признают, что теория красива. И не просто смакуют её как изысканное музыкальное произведение, а нередко на этом основании отдают ей предпочтение перед конкурирующими концепциями. Красота в науке становится аргументом истинности, орудием познания! Почти материальной силой. Она становится в ряд с такими критериями истинности как эксперимент, логическая непротиворечивость, аналогия (принцип актуализма в геологии), простота («бритва Оккама»), свидетельство авторитетов, интуиция (прямое прозрение, ясновидение). Последние два, правда, больше используются религией, но дело не в этом. Все мировые религии тоже неравнодушны к красивому. Вспомните первые страницы Ветхого Завета: «И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы». Похоже, самому Всевышнему чувство красоты не чуждо.

А человек никак не может примириться с тем, что не всё доступно его пониманию, и непрестанно штурмует Небо в стремлении понять Высшее. Вот и с красотой. Красиво то, что превосходно в своём роде, объявил Н.Г.Чернышевский. На защите его диссертации, посвященной эстетическим отношениям искусства к действительности, негде было яблоку упасть. Да, кто усомнится в красоте того, что изготовил Страдивари, что исполнил Паганини? Но ведь и самая большая лягушка в самом затхлом болоте тоже возведена Чернышевским в звание «королевы красоты». Нет ли тут какого-то промаха?

Творческая интуиция великого архитектора Шарля Эдуара Ле Корбюзье предложила своё решение: то, что функционально правильно, то красиво. Мы соглашаемся с ним, когда смотрим из Нескучного сада на Крымский мост или на трамплин на Воробьёвых горах. И начинаем сомневаться, попав в район «хрущёвских» пятиэтажек. А ведь они в своё время прекрасно выполнили свою функцию, сняв напряжение с дефицитом жилплощади для очередников. Жёсткая щетка небоскребов Нью-Йорка или Сан-Франциско поражает впервые увидевшего её приезжего своей необычностью, но радует ли она глаз эстета? Похоже, и в этом определении что-то не так.

Засучив рукава взялся за решение проблемы Иван Ефремов, писатель и археолог. В его «Лезвии бритвы» настойчиво проводится мысль, что женское тело (у каждого своя маленькая слабость) красиво тогда, когда оно наилучшим образом отвечает задаче воспроизведения человеческого рода. Чересчур пышные формы, как и слишком худосочные, автора не радовали, очевидно из-за того, что не способствуют выполнению материнских функций. Опять красота оказывается подчинена пользе. История искусств от неолитических «мадонн» до рубенсовской Данаи и кустодиевской Венеры свидетельствует, что возможен и другой взгляд на этот предмет. И не очень отвечает ефремовскому определению стандарт, сложившийся на современных конкурсах красоты, стандарт, растиражированный фигуркой заморской куклы Барби.

Попыталась внести свой вклад в нашу проблему и точная наука. Леонардо да Винчи связал правильные пропорции человеческого тела с представлением о золотом сечении, при котором целое делится на две части так, что отношение целого к большей части равно отношению большей к меньшей, примерно как 5 относится к 3. Эту идею прежде всего подхватили архитекторы. И действительно, здания, в которых соблюдена пропорция золотого сечения, воспринимаются глазом как наиболее «правильно» спроектированные. Другие мысли, связать красоту с симметрией, с ритмом, гармонией, тоже нашли много сторонников. Похоже, что все эти представления правильны, но не отражают всего разнообразия нашего восприятия прекрасного. Можно в какой-то момент залюбоваться стройными рядами марширующих солдат, но одна мысль о разрушительном смысле этой гармонии взрывает иллюзию красоты. Музыка, в которой, кроме ритма, нет другого содержания, через минуту начинает раздражать, как и живопись, повторяющая чертежи из учебника геометрии. Есть, впрочем, ценители такого искусства. Но более естественными представляются мелодии и живописные композиции, в которых строгий ритм перебивается как бы случайными нарушениями, и ожидания слушателя или зрителя обманываются к его же удовольствию. Простые закономерности совсем не просто связаны с чувством красоты.

^{Извечный мотив. Фото А.И.Александрова}

Зыбко оказывается представление о красоте. Зависит от времени, от моды, от взглядов каждого из нас. И существует ли она, когда я её не вижу? Если, например, уйти, оставив неприбранную постель, будет ли это безобразие и в пустой комнате безобразием? Может быть, действительно, никакого объективного содержания не стоит за этим понятием? О вкусах не спорят? Нет, хочу поспорить. Потому что тогда красота была бы просто обидной иллюзией, внушением, самообманом. Трудно с этим согласиться. Тем более, что есть же классические произведения искусства, которых даже современный авангард не смог сбросить с пьедестала общепризнанной красоты. В отличие от монументов Ленина и Сталина фигуры Давида и Венеры Милосской никто не тащит на свалку. Эта мысль оставляет надежду на то, что чувство красивого в человеке — не просто информация, выхваченная из случайных мнений окружающей толпы.

Но, может быть, эстетическое восприятие мира всё-таки воспитывается в человеке, начиная с ярко раскрашенных погремушек, бантика в волосах, мимолётных замечаний взрослых? Или младенец, только что родившийся, уже в своих хромосомах несёт образ красоты! И та и другая точки зрения как будто подтверждаются жизнью. Ведь не напрасно же создаются специальные училища для молодёжи, где профессионалы вместе с техническими приёмами музыки, живописи, хореографии, обучают и тонкому восприятию искусства. А в рядовых средних школах разве не проходят основы эстетики? За исключением разве периодов всеобщего падения в практицизм? Да, проходят. И убеждаются, что кроме мальчиков и девочек, восприимчивых к прекрасному, есть и дети, обездоленные в отношении чувства красоты, как бы дальтоники в духовной сфере. Неизлечимо слепые к красоте. Значит, представление о красивом и некрасивом в жизни всё-таки приходит к нам с рождением, дано, можно сказать, свыше? Есть птичка в Африке, которая без всякой видимой надобности украшает своё гнездо разноцветными камнями. Приносит издалека, выкладывает вокруг, наверно, чтобы любоваться. Её тоже воспитали родители или и ей «дано»?

А мода? Как цветные очки: вчера носил зелёные, сегодня надел фиолетовые. Что нравилось совсем недавно, уже вызывает отвращение. По мановению палочки дирижёра моды в один момент красивое становится безобразным, а безобразное — красивым. Но, к счастью, то, что действительно прекрасно, управляется не коммерческими интересами законодателей массовых вкусов, а чем-то более глубоким. Мода, конечно, эксплуатирует чувство прекрасного в своих интересах, но также эксплуатирует сексуальные потребности своих клиентов, использует комплекс неполноценности, стремление хоть внешним видом выделиться, если природа не наделила талантами. Не будем обманываться, красота и мода увлекают порой в прямо противоположных направлениях.

Человеческая культура — это всё, что наработало общество за тысячелетия своего существования. В неё входят и представления о красоте и о моде. О красоте — давно, о моде — недавно. В определении культуры, которое оставил нам Н.К.Рерих, — три главных момента. Вместе с продвижением людей к истине (наука) и к нравственности (религия) названо и стремление к красоте. Оно оформлено в виде семейства искусств, непрерывно растущего, но это не мешает ему пронизывать всю нашу жизнь.

Для тех одарённых в духовной области людей, которые обрели способность видеть ауру своего собеседника, понятие красоты приобрело особый смысл. Нам трудно представить, насколько чистыми и разнообразными красками светится нимб Учителя, как живут и переливаются струи и искры света, разлетающиеся в окружающее пространство. С другой стороны, бурые грязноватые тона вписываются в ауры тех, сознание которых ещё «спит». А главное, что эта игра световых излучений может быть почти математически строго расшифрована, сообщив массу информации о характере, здоровье, настроении человека. На этом уровне развития красота существует не только ради самой красоты, но и как инструмент общения, как особый язык, позволяющий сократить поток несовершенных человеческих слов.

Чувство красоты — это не только оценка вещей, предметов быта и искусства. На какой-то ступеньке бытия красота оказывается судьёй наших поступков. «Как некрасиво», — говорит мать сыну, который нагрубил взрослому. На таинственных законах красоты, оказывается, построена не только эстетика, но и этика, наука о поведении в обществе. Может быть в этой сфере мы найдём твёрдое основание, чтобы отделить красивое от безобразного? Да нет, с общественной моралью еще хуже. Мы уже начали забывать, что для наших предков не казалось безнравственным пообедать соседом, если повздорили, или если он «не наш». Ещё совсем недавно, хотя до съедения уже не доходило, изящно заколоть оскорбителя шпагой считалось красивым, а попытаться кончить миром — проявлением безобразной трусости. Мы, кажется, в наши дни доросли до осуждения убийства как безнравственного поступка, но на войне всё меняется на обратное. Как же тогда понимать, что красота спасёт мир? Какую красоту имел в виду Федор Михайлович Достоевский — красоту сражаться с общим врагом или красоту отказаться от человекоубийства? Воинский подвиг или то, что теперь чаще называется дезертирством?

В Агни Йоге есть небольшое дополнение: сознание красоты спасёт мир. Красиво построенный, чисто убранный, разукрашенный флагами и иллюминацией город едва ли намного подвинет нас к спасению, скажем, от ужаса войн. Даже если все города мира украсятся таким образом. Даже если вся жизнь в городах превратится в непрерывный праздничный фестиваль. Но в сердце людей не будет такой же чистоты. Только пропущенное через сознание, ставшее частью моего «Я» чувство прекрасного способно в какой-то момент замкнуть цепь и заставить ужаснуться: до чего же безобразна война! Не тут ли ниточка спасения, которую Достоевский увидел один из первых? Речь, как видим, идет не о выборе наиболее красивой научной концепции, где ошибка не смертельна, а о выборе, как поступить в каждый конкретный момент жизни. Красота может стать указателем и проводником на перепутьях бытия.

На роль гида в моей повседневной беготне чаще претендует не столько эстетическая оценка того, что я собираюсь сказать, сделать или подумать, сколько полезность ожидаемого результата. Нередко место указчика бесцеремонно занимает слепое раздражение, злоба, желание отомстить или приподнять себя в своих собственных глазах. Присмотритесь к словам и делам политиков, вершащих судьбами мира. Поразительно, но их рукой чаще всего водит тот же самый набор побуждений. Войны возникают как ссоры между детьми, собравшимися в песочнице, ссоры, вспыхнувшие из-за стремления отнять, не дать, наказать обидчика, заставить слушаться. Воспитание в детском саду, в школе, колледже, жизненный опыт приучают говорить друг другу «вы», но смысл слов остается тем же. В лучшем случае «Дай мне» заменяется на «Дай нам» (нашей партии, нашей стране). Почему в классах, в аудиториях, в залах заседаний перестаёт слышаться голос той мамы, которая сказала: «Как некрасиво!». Может быть практичнее изучать в институтах законы красоты вместо законов уголовного кодекса?

Значит, польза несовместима с красотой? Чем всё-таки руководствоваться: построить обувную фабрику или сохранить красоту нетронутого ландшафта? Мы, как правило, выбираем решение, исходя из «полезности», а красоту, вздохнув, отодвигаем на второе место. Решения становятся простыми, результат вычисляется в рублях или долларах. Просто живётся и идеалисту, выбравшему для себя однозначный критерий красоты. Он не сомневается, что следует ходить босиком, чтобы не топтать цветы, не разрушать гармонию окружающего мира. Первый подход привёл человечество к экологическому кризису. Второй — пытается осуществить секта дигамбаров в Индии. Ради высокой идеи, отражающей их понимание красивой жизни, они не только ходят босиком и не носят одежды, но еще и веником разметают пыль перед собой, чтобы нечаянно не раздавить муравья или жука. Нам это тоже, пожалуй, не очень подходит. Остаётся одно — соединить в своих решениях полезное с красивым. Даже когда они не соединяются. Трудно? Да. Но когда восхождение к новому смыслу было лёгким? И, наконец, другого пути у человечества просто нет.

Вернёмся ещё раз к вопросу о том, существует ли красота объективно. Если представить себе, что каждому из нас природой предоставлено право устанавливать свой канон красоты, то весь смысл этого понятия пропадает. Мы перестанем понимать друг друга. Каждый, сидя в своем углу, наслаждается своим набором ощущений: один — запахом роз и видом разложившихся трупов, другой — ароматом бензина и пейзажем гор. Одному ласкает чувства драка на улице, другому — изысканные комплименты аристократических гостиных. То, что существует искусство, призванное передавать от человека к человеку чувство прекрасного, подтверждает, что людям всё-таки дано некое общее представление о красивом и некрасивом, к которому можно обращаться, как в справочное бюро, а затем уже самостоятельно делать выводы по конкретным поводам. Математик назвал бы это аттрактором. Находясь в любой точке пространства, мы всегда знаем, в каком направлении идти, чтобы попасть в притягивающую нас точку. Чувство красоты — это как магнитное поле, разделяющее наш мир на направление к северу и к югу, к красивому и некрасивому. Для ориентировки в этом поле каждому дан компас. Надо только не забывать почаще на него смотреть. Тайный смысл красоты, по-видимому, в том и заключается, что, когда мы научимся ориентироваться по этому компасу, нам будет открыта дорога к согласованному сосуществованию, как живут клетки одного организма. Мы найдём путь к гармонии, к красоте в самом высоком её понимании.

К сотворчеству с природой

Уж сколько раз твердили миру, много хороших слов твердили, например, что человек — дитя природы. Дитя-то дитя, но великовозрастное, и взрослым всё себя никак не почувствует. Так и сидит на шее родителей и тянет по привычке со стариков, что может, не замечая, что пенсионерам уже невмоготу. Родители, давно уже не воспитатели — всего лишь питатели, на удивление не очень даже протестуют, не осуждают неблагодарное чадо, терпят, пока ноги носят.

А мы, дети, настроены по-деловому. Не до сантиментов, нам спешить надо. Что там, почва истощается? — Снесём Хибинские горы, переработаем их в горы апатита, фосфорным ангидритом засыпем поля. Вода чистая кончается? — Настроим отстойников, пропустим отравленную жижу через фильтры, как-нибудь напиться хватит. Понятно, на всём готовом нам уже не прокормиться, корешками и улитками сыт не будешь. Мы доели мамонтов и морских коров, страусов-эпиорнисов и гигантских голубей дронтов. Кто следующий на очереди? Да нет, мы не так уж плохи, просто мы матери-природе предлагаем стать сотрудником в нашем бизнесе. Пусть только не скупится, отдаёт нефть и уголь, уран, наконец, и совместное дело не остановится. Природу-мать мы превратили в природу-соратника. То есть в свободное от основной работы время занимаемся восстановлением лесов, обедневшего гумусового горизонта почв, даже задумываемся о сокращении выбросов углекислого газа в атмосферу. Вкладываем в экологию умственную и физическую энергию, деньги, взятые, кстати, взаймы у той же природы и возвращённые ей с огромной недоплатой. Но, проследив ниточку истории, мы замечаем, что проблемы экологического порядка не уменьшаются, а наоборот, стремительно растут. Растёт население Земли, и у этого населения растут аппетиты, требования к комфорту, к числу и совершенству обслуживающих нас механизмов. Мы вынуждены всё больше функций природы — кормящих, восстанавливающих, очищающих — брать на себя. Уже рыболовство понемногу вытесняется рыбоводством, лес после вырубки и пожаров восстанавливается не только сам по себе, но на лесных плантациях. Сельское хозяйство всё больше ориентируется на парники, входит в обиход гидропоника, которая позволяет обходиться вовсе без почвы. Но всё это требует новых нефтяных скважин, гигантских железно-рудных карьеров, угольных шахт, обогатительных комбинатов, атомных электростанций. Со всеми неизбежными при этом загрязнениями и отравлениями. В результате природа задыхается как медлительный бычок, запряжённый в одну повозку с орловским рысаком. Она не приспособлена к темпам развития, которые предлагает ей вооружённый техникой человек.

Есть ли выход? Технически настроенные проектировщики нашего будущего видят спасение в ещё большем ускорении машинизации жизни. А природа? Они уверяют, что вскоре её можно будет сдать в музей, чтобы на досуге любоваться цветочками в палисаднике и слушать канареек в клетке. Все функции очищения среды, производства продуктов питания, круговорота веществ в земном пространстве «техники» готовы возложить на плечи человечества, было бы достаточно энергии. На этом пути мы замахиваемся на переброску воды из северных рек на юг, на перевозку айсбергов из Антарктиды в сухие субтропики, на переход к использованию отходов металлов, целлюлозы, стекла и пр. по образцу природных замкнутых циклов. Как будто можно тончайшие, разработанные природой за 20 миллионов лет механизмы самоочищения Байкала заменить фильтрами с активированным углём! Кстати, откуда возьмём столько угля, если не из природы?

^{Озеро Байкал. Фото В.Н.Изразцова}

В этих рассуждениях отсутствует одно простое соображение. Технически многое из этих обещаний, хорошо ли, плохо ли, осуществить сейчас или в будущем можно. Но на пути неумолимо встаёт экономический барьер. Весь путь технической цивилизации — это путь снижения эффективности получения полезного продукта. За тысячу калорий, заключённых в пшеничных зёрнах, мы должны отдавать всё больше калорий в виде затрат на построение тракторов и тракторных заводов, электростанций, асфальтовых дорог и пр. В роковой точке, где эти две цифры — полезного выхода и затрат — сравняются, всякая деятельность потеряет смысл, комбинат человек-природа обанкротится.

Ещё труднее учесть влияние человеческого фактора. Стараясь получить как можно больше хлеба и автомобилей для растущего населения Земли, люди не торопятся полностью возмещать потери природы. Брать в долг всегда легче, чем возвращать, ведь берём чужое и на время, а отдаём как бы своё и навсегда. Отсюда такая близкая, такая родная нам картина неплатежей. Только не в отношениях предпринимателей и наёмных рабочих, а в отношениях между всем человечеством и природой. Результат — ускорение экологического кризиса. Он не за горами, как уверяют близорукие оптимисты, и даже не на пороге. Он стал нашей действительностью, как бы мы ни прятали голову в песок, изображая из себя страусов. Мы могли бы больше платить по счетам природы, но не платим — где по суровой необходимости, где по недомыслию, где из жадности. Надолго ли хватит терпения у матери? Беда придёт как обвал. Есть в наборе механизмов саморегулирования природы механизм переключения из одного устойчивого состояния в другое, не менее устойчивое, так называемый гистерезис. Это когда терпение кончается. Страны Средиземноморья, где теперь располагаются Испания, Италия, Греция, Палестина, некогда были покрыты роскошными лесами из дуба и ливанского кедра. На этом идиллическом фоне паслись тучные стада, играли на свирели, резвились и влюблялись друг в друга пастухи и пастушки. А козочки не теряли времени, обгладывая кору деревьев. И экосистема перешагнула разделительную черту, превратилась в сообщество сухолюбивых кустарников со смытой на горных склонах почвой. Тысячелетия уже существует этот несимпатичный ландшафт, местами просто превратившийся в пустыню, и не даёт никаких оснований надеяться на естественное восстановление пасторального рая. Не в том ли дело, что жители этих земель, как, впрочем, почти всех других, следовали правилу, помните, у тургеневского Базарова: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник»? Впрочем, у наших соотечественников и, наверняка, не только у наших, были и другие представления об оптимальном использовании природы. Из какой древности пришло присловье: «Сосновый лес — чтобы молиться, берёзовый — веселиться, в еловом — удавиться»?

Прогресс прогрессом, а нас, горожан, временами неудержимо тянет «на природу». Многие не понимают, откуда это желание, не знают, что с собой делать под шумящими кронами деревьев. Половили пескарей в ручье, выпили на свободе, подальше от глаз сварливой жены, оставили у кострища консервные банки с заграничными этикетками и — счастливы. А смысл этого как бы бессмысленного обряда — в зове предков, в смутном воспоминании, что мы — дети природы. И в зрелом возрасте и на склоне лет человек нет-нет, да и затоскует по ласковым рукам матери, матери-природы. Не выдерживаем мы грохота железного века. Для восстановления равновесия становится жизненной потребностью услышать шелест листьев, звон родника, ритм прибоя или дробь дождя. Почти общепризнано медиками, что не только поглощение настоев целебных трав лечит от множества недугов, но сам вид и запах растений, деревьев, земли несут здоровье. Трудные жизненные проблемы оказываются не такими трагическими после контактов с природой.

С другой стороны, природа постоянно бросает человеку вызов, возбуждает желание померяться силами, утвердить себя в своих собственных глазах, даже с риском для жизни. Иначе как объяснить, что толпы отчаянных одиночек покоряют горные вершины, пробираются в лабиринты пещер, лезут в кратеры вулканов, остаются по своей воле один на один с океаном или с полярной пустыней? Природа — достойный партнёр смельчакам.

В последние годы ортодоксальная наука всё меньше оказывает сопротивления наступлению нетрадиционных, изгнанных из благородного семейства направлений, таких, как парапсихология, биоэнергетика, астрология. И тут обнаруживается множество разнообразных тончайших нитей, которыми люди в целом и каждый в отдельности привязаны к естественной среде обитания. Влияние на нас космической среды после исследований А.Л.Чижевского уже невозможно отрицать. Всё больше накапливается фактов о мощных биополях, порождённых земными недрами и растительным покровом. Каждая порода дерева, каждый кустарник оказывает на человека специфическое действие, снимает информационную перегрузку или подпитывает энергией. В энергетическом ансамбле леса, луга, гор, морского побережья каждый человек может найти соответствующую его состоянию музыку. Для горожан особенно важно найти место с устойчивым, мягким биологическим фоном. Потому что город тоже обладает своим полем, но оно не успокаивает, а хаотизирует душевное состояние, как кинобоевик или фильм ужасов загоняет обывателя в состояние напряжения, ведёт к стрессам, а слабых — к психическим срывам. С другой стороны, геонапряжённые зоны, особенно интенсивно поглощающие и выделяющие из недр потоки пока плохо изученной нами тонкой энергии, могут оказаться благоприятными для развития промышленных центров, крепостей, монастырей, домов отдыха. Первые исследования показывают, что энергии космического, геологического и биологического происхождения подвержены ритмическим колебаниям — суточным, годовым, многолетним, на которые накладываются непериодические флуктуации. Как всё это сказывается на состоянии человеческого организма, наиболее чувствительного из известных регистрирующих физических приборов? Здесь — широчайшее поле для будущих научных открытий.

^{Фото В.Н.Изразцова}

Не надо быть экстрасенсом, чтобы установить ещё один канал связи человека и природы. Речь идёт об искусстве. Разве могло бы существовать народное прикладное искусство, если бы мы лишили его символических образов коньков, петушков, солнышка, зайчиков и ёлочек? На кружевах и вышитых крестиком рушниках, сарафанах, на резных прялках и наличниках? А сказки с лешими, кикиморами и водяными, с умными, хитрыми и жадными зверями? Кто оценит, как переосмыслены в обрядах, хороводах, «ручейках» восход и заход солнца, образы текущей воды, танцы журавлей на болоте? Профессиональное искусство ещё глубже освоило эту связь. Пейзаж в художественной литературе, в стихах, в живописи — об этом написаны целые библиотеки. В архитектурных стилях — готике, романском, барокко — улавливается влияние разных «стилей» природной среды, а в парковой архитектуре элементы природного ландшафта сами составляют строительный материал, подвластный полёту фантазии художника. Песни птиц разве не вдохновляют сочинителей музыки — от пастухов со свирелью из тростника до алябьевского «Соловья»? Множество музыкальных произведений, воплощающих образы природы, приходит на ум: черёмуха, яблоня, дуб с рябиной навсегда прописаны в песнях, ароматом берёзки пропитана 4-я симфония П.И.Чайковского. А серия «Времена года», а «Полёт шмеля» у Н.А.Римского-Корсакова, а «Рассвет над Москвой», а морской прибой в «Песне варяжского гостя»? Даже абстрактное искусство, сюрреализм и, тем более, стиль модерн столетней давности полны природных влияний, пусть в завуалированной форме. Этот мощный «природный» пласт человеческой культуры ничто нам не заменит, если природа будет отправлена в музей, а на её место придет синтетическая, насквозь искусственная среда.

В пределах культуры общечеловеческой отчётливо выделяются массивы культур национальных. В них — субкультуры, такие, как молодёжная, интеллигентская, уличная. В цивилизованных странах Западной Европы разница между городской и сельской жизнью почти стёрлась, у нас же она ещё велика. Почему? А, может, лучше спросить, для чего разделилась нация на две части из-за несходства традиций, верований, норм поведения? Не в том ли дело, что в деревне остались любители природы, а города всосали в себя людей к природе равнодушных? Но мы знаем, что восхищаются деревенской природой как раз горожане, а люди, работающие на земле, рвутся в город. Пожалуй, корни этого явления много глубже.

Этнографы и культурологи знают, что за стариной надо ехать в «глубинку». Деревенский образ жизни, ещё не сильно разбавленный безликой массовой культурой, наилучшим образом приспособлен для сохранения, для передачи от поколения к поколению обрядов, религиозных и бытовых традиций, ремёсел, нравственных норм. Напротив, город — новатор. Он живёт не вчерашним, а завтрашним днем. Здесь господствуют страсти, конкуренция, здесь работает передовая мысль, рождаются научные открытия и шедевры искусства, новые технологии, необычные управленческие решения, объявляются войны, возводятся крупнейшие предприятия и банки. Всякие условности и мораль, тормозящие бег в будущее, по возможности отбрасываются. Благочестивая неповоротливая крестьянская демократия здесь заменена гибкими деловыми отношениями. Индивидуализм и практицизм становятся лозунгом деловых людей. Спутником такого образа жизни, платой за прогресс неизбежно становится и прогресс преступности, жестокости, равнодушия, разврата, стяжательства — оборотная сторона медали.

По большому счёту для нормального развития и человеку и государству нужны обе крайности — консервативная и прогрессивная. Древняя традиция Востока связывает их с женским началом инь и мужским началом ян. Нет такой сферы действительности, где бы они ни проявлялись в той или иной форме. Мудрость предков учит также, что только постоянное взаимодействие и взаимосдерживание обоих начал спасает от трагических последствий попадания в одну из крайностей. Когда носителям консервативной традиции инь удается отпраздновать победу над прогрессивными ян, наступает мрачный период христианского средневековья или в политике — брежневского застоя. Выход начала ян из-под контроля несёт людям разгул разрушительной стихии, войны, революции. Потому-то одинаково нужны для осуществления космического закона эволюции и консервативная природа и реализующая технический прогресс человеческая цивилизация. Если взять ступенькой пониже, функции инь и ян выполняют всегда близкая к природе деревня и охваченный техническим пожаром город.

Хочу покаяться: в азарте занесло меня, когда заявил, что природа перестала быть воспитателем своего неблагодарного ребёнка. Сейчас попробую обосновать обратную точку зрения. Природа остаётся Учителем человечества, но роль её немного изменилась. Она уже похожа не на воспитателя в яслях, а скорее на профессора ВУЗа.

Казалось бы, чему нас, дипломированных всезнаек, может научить камень у дороги, дерево, гора? Но прислушайтесь к собственной речи. То и дело мелькают в языке метафоры, обороты, пословицы, позволяющие с помощью меткого сравнения одним штрихом обрисовать через образ природы целого человека, событие. Услышите о чьём-то характере — болото, смола, банный лист, огонь, вулкан, шёлковый, ясный денёк — и добавлять ничего не надо: человек как на ладони. Или о настроении: «мрачнее тучи», «оттаял». Или случилось что-то: «как снег на голову», «как гром с ясного неба» — тоже всё ясно. Похоже, что природа помогает нам лучше понять самих себя.

Человеческое тело — тоже природа, и она на каждом шагу даёт нам уроки. Стоит проявить пренебрежение к прекрасно сконструированному и отлаженному физиологическому механизму, как он тут же напоминает: осторожно. Поддашься вспышке обжорства, перепьёшь, переспишь, переработаешь или недоработаешь, забудешь о чистоте, о режиме — и тут же или через некоторое время будешь наказан. Организм не принимает оправданий: или выполняй несложные правила, или получай по справедливости. Культура в обращении со своей личной природой вознаграждается. Физическая культура — важная часть общей культуры человека. В ещё большей степени это относится к неграмотности в отношении собственной психической природы. Многие ли знают, что раздражение, гнев, ярость бьют в первую очередь по собственным нервам, и лишь потом — по настроению адресата высказываний? Как видим, природа преподаёт нам азы уважительного, культурного отношения к себе самому, а значит и к окружающим.

То же самое происходит и в наших отношениях с внешней природой. Она, при всем поразительном терпении, не допускает высокомерного зазнайства, невежества, стремления командовать собой. Засоление почв, опустынивание целых стран, исчезновение дичи и рыбы, певчих птиц и луговых цветов — всё это «двойки» нерадивым ученикам в школе природы. Она мягко, но настойчиво требует деликатного отношения к себе. А раз к себе, значит и к нам самим, к родным землянам.

Посредством компьютерных моделей была передана людям угроза «ядерной зимы». Это суровое предупреждение, кажется, немного охладило головы ядерных самоубийц. Похоже, природа на этот раз спасла нас, людей, от исчезновения с поверхности Земли. Но пока плохо усваиваются уроки, содержащие прогнозы последствий общей гонки индустриализации. Ни картины промышленного перегрева атмосферы, ни затопление приморских территорий, ни озоновые дыры не воспринимаются учениками как серьёзная опасность. Как будто «и сани не наши, и хомут не свой — погоняй, не стой».

Невидимые провода связывают каждого из нас с каким-то кусочком земли, к которому больше всего применимо слово «Родина». Это чувство постоянно волнует поэтов, но обычно человек не любит распространяться на такие темы, интуитивно понимая, что святой уголок в душе утратит свою роль последнего убежища, если впустить туда посторонних. Люди, родившиеся и выросшие в городе, могут не понять, когда им скажут о «своём» месте на карте страны...

Может статься, что «тонкие» провода между человеческой психикой и землёй служат каналами передачи исчезающе слабых сигналов, способных пробудить к жизни гигантские энергии. Кто возьмётся доказать, что недавние землетрясения, в Закавказье (Спитак), не связаны с трагедией Карабаха, что аналогичные катаклизмы в Ираке и Таджикистане лишь случайно совпали с пожаром националистических смут, что погодные аномалии последних лет — не ответ на общее раздражение человеческого улья? Похоже, пора заняться проверкой гипотезы, что из арсенала педагогических приёмов природы могут извлекаться исключительно сильные средства, когда учащиеся проявляют непонятную глухоту к более мягким предупреждениям.

Мне меньше всего хотелось бы создать представление у читателя, что «забота» природы состоит в том, чтобы воспрепятствовать прогрессу человечества. Я в это просто не верю, и факты — на моей стороне. Ведь можно развиваться не за счёт партнера, а идти вместе, рука об руку, уважая интересы друг друга. Академик В.Б.Сочава назвал это сотворчеством человека и природы. Есть образцы замечательного сотрудничества, например, в области селекции новых сортов растений и пород домашних животных, в области архитектуры ландшафта, создания новых материалов, использования мудрых механизмов природы (бионика, геоника), в создании художественных произведений типа японской икебаны. Больше всего, мне представляется, природа приглашает к сотрудничеству в сфере духовной культуры. Вот где для человека открывается необозримый простор для совершенствования! Едва ли хоть мизерную часть всех этих возможностей могут нам предложить проекты преобразования биосферы в техносферу.

Что же вынесем в заключение? Что для нас природа — колыбель, мать, кормушка, сотрудник, врач, храм, мастерская, экспонат, Бог? Всё это верно, но всё это только этапы понимания окружающей нас среды. Сейчас пришло время осознать, что мы и природа — единый живой организм и разбалансировка любой его части болезненно отзывается на целом. В этом организме люди с некоторым основанием претендуют на роль органа управления — мозга[1]. Но в уме дитяти пока ещё нет места представлениям о грандиозности задач, стоящих на пути развития Ноосферы, которая есть мы и природа вместе.