warning: Invalid argument supplied for foreach() in /var/www/testshop/data/www/testshop.ru/includes/menu.inc on line 743.

Мы продолжаем знакомить вас, дорогие читатели, с неопубликованными очерками и рассказами писателя и переводчика Альфреда Петровича Хейдока (1892—1991). В двух предыдущих номерах «Дельфиса» мы рассказали его биографию и опубликовали очерк «Змеиногорск» и рассказ «Мотылёк». Ниже мы предлагаем вашему вниманию ещё один очерк Хейдока — «Моё путешествие на запад», написанный в 1986 году. Это очень откровенный и искренний рассказ о поездке писателя, жившего в ту пору на Алтае, в Москву и прибалтийский Калининград. 94-летний писатель к тому времени совершенно ослеп. Его рассказ — это дневник путешествия. Он очень живо передаёт атмосферу тех лет, царившую среди рериховцев, увлечение лечением экстрасенсов, которые так и не смогли помочь Хейдоку восстановить зрение. Пытливый исследователь, он не боялся отдавать себя в их руки, наблюдал, сравнивал свои ощущения. В те годы лечиться у экстрасенсов было модно, казалось, это что-то ошеломляюще новое должно принести людям чудо исцеления от всяких, даже неизлечимых, недугов. Но прошли годы, и надежды не оправдались. Сегодня мы больше верим в то, что во многих случаях человек по-настоящему исцелить себя может только сам.

Очерк Хейдока — это и страница его биографии, а потому он дорог нам. В нём — рассказ и о самом писателе, а также о том, как прекрасно братство людей, объединённых одним устремлением и одним миропониманием.

Мое путешествие на запад

Хейдок А.П., писатель

Макуло-дистрофия глаз, несмотря на мою борьбу с ней (посредством токов психической энергии), к лету 1986 года привела меня к полной слепоте. К этой болезни ещё присоединилась катаракта обоих глаз. Чувствовалась неумолимая рука Кармы. Но оставалась ещё надежда на Институт микрохирургии глаза Фёдорова. Туда трудно попасть, требовалось направление из Минздрава, получив которое ещё надо было выжидать долгую очередь — иногда по три-четыре года.

Семь лет тому назад, благодаря стараниям друзей Н.К.Рериха, я всё же попал в этот институт и получил там неутешительный ответ: макуло-дистрофия неизлечима. И мне всё же предложили через четыре месяца снова посетить институт и выдали на руки амбулаторную карту, дающую право на это посещение. Но обстоятельства сложились так, что через четыре месяца я не мог снова уехать из Казахстана в Москву.

Теперь, спустя семь лет, я решил во что бы то ни стало посетить институт и удалить катаракту. Я надеялся, что мои систематические посылки психической энергии справились с макуло-дистрофией.

В середине лета меня вызвали к междугородному телефону. Звонили калининградские друзья. Они предлагали мне средства для поездки в Москву и предусмотрительно указали адрес, у кого остановиться в Москве, а после того, как я закончу лечение, просили непременно приехать к ним, в Калининград. Я согласился.

Деньги на поездку вскоре были получены и железнодорожные билеты приобретены. Мы дали телеграмму в указанный нам адрес с просьбой нас встретить. Но в день отъезда за полчаса до того, как нам предстояло выходить из дома, принесли телеграмму. В ней сообщалось, что наша телеграмма не доставлена адресату, так как дом и квартира закрыты. Такое известие сильно испортило наше настроение: возникал вопрос, где остановиться в Москве? Но откладывать было нельзя, и мы поехали. Мы, то есть я и Л. (мой секретарь и помощница).

Трое с половиной суток, обычно требующиеся, чтобы покрыть расстояние до Москвы, прошли без особых приключений, но всю дорогу нас беспокоила мысль, где остановиться в Москве.

Наш поезд обычно приходил с большим опозданием, и пассажиры попадали в Москву около полуночи. Звонить по телефону в такое время или нагрянуть к кому-либо казалось нам очень нежелательным.

Но на этот раз поезд прибыл на Казанский вокзал немного раньше, в одиннадцать часов вечера. Л. проявила чудеса расторопности при выгрузке нашего обременительного багажа и вывела меня за руку на перрон. И о чудо? К нам подошли две дамы, и одна из них поздравила нас с приездом, пояснив при этом, что нашу телеграмму она получила и будет рада отвести в свою квартиру, как это было предусмотрено раньше. Какая тягота и забота свалилась с наших плеч!

Будучи лишённым зрения, я не мог иметь какого-либо представления о квартире (в которой мы прожили 17 дней). По описаниям, данным мне Л., — это была богатая квартира с коврами и обилием книг. В шкафах и на полках лежали полные собрания сочинений классиков и книги многих иностранных авторов. Сама хозяйка являла образец весьма интеллектуальной, начитанной, с ясным мышлением женщины. На другой день она уехала на дачу, оставив нас хозяйничать целую неделю. Как выяснилось впоследствии, встречать нас должны были трое, в том числе экстрасенс И.Л.Мансуров, врач, работающий в одном из учреждений Минздрава, но что-то помешало ему приехать. Вторая же дама оказалась хозяйкой резервной квартиры, если бы что-то помешало нам поселиться у первой. Заботы далёких калининградских друзей, которых мы в это время даже не знали — простиралась так далеко, что они оповестили о нашем приезде некоторых московских экстрасенсов. На второй день нашего пребывания в Москве они один за другим появлялись у нас.

Второго августа поздно вечером нас посетил Мансуров и дал первый сеанс лечения. Как он проводил его, я могу описать только со слов Л., а я сам могу судить о нём только по ощущениям. Мансуров встал передо мною и протянул руки по направлению к моей голове. С протянутыми руками он то приближался, то отдалялся от меня, не касаясь моего тела. По его словам, он искал границу моих излучений (моей ауры), чтобы на периферии её пустить свой ток. Но этой границы он не находил, чему нашёл объяснение, заключающееся в том, что аура моя превышает обычные нормы и уходит за пределы комнаты. Тогда он направил ток на небольшом расстоянии от меня. Я ощутил его как сильную струю холодного воздуха, пронизывающего мои волосы. Это было сильное ощущение, я испытывал его первый раз в жизни. Оно длилось недолго, после чего Мансуров вступил со мной в беседу, во время которой выяснилось, что хотя он имеет некоторое представление о Живой Этике, нуждается в значительном пополнении своих знаний. Когда я указал ему, что необходимо ознакомиться с содержанием Писем Е.И.Рерих, то он сообщил нам любопытную вещь: представители властей, ведающих идеологией, сказали Мансурову, что никаких писем Е.И.Рерих не существует, а те, которые фигурируют под этим названием, поддельные?! Мансуров спросил нас, можем ли мы пробыть в Москве в течение месяца. Он сказал, что это необходимо, так как ему нужно съездить к кое- кому, живущему за пределами Москвы, и посоветоваться по моему случаю. Он уехал, обещав посетить нас на другой день, но посетил намного позже.

С этого дня начали появляться другие посетители. В числе их была пенсионерка — биолог И.И. Будучи обладательницей специфического ясновидения, позволяющего ей видеть во всех подробностях работу внутренних органов человеческого организма, она прекрасно ставила диагнозы заболевшему человеку. Этот дар открылся в ней после каких-то жизненных потрясений, едва не унесших её жизнь. По просьбе Л. она дала подробное описание её организма.

Второй раз Мансуров в сопровождении троих мужчин посетил нас 7 августа. Один из них был представителем Минздрава, а двое других — ученики Мансурова, начинающие экстрасенсы. До их появления к нам пришла ясновидящая И.И. с подругой. Лечить меня на этот раз Игорь Леонтьевич поручил одному из своих учеников. Признаюсь, что ток, направленный на меня им, был сильнее, чем ток Мансурова. После прекращения сеанса лечения началось обсуждение моего состояния зрения: в нём принимала участие и И.И. Кончилось тем, что Мансуров заявил, макуло-дистрофия усилиями экстрасенсов удалена, остаётся только катаракта, которую прекрасно может удалить Институт микрохирургии глаза Фёдорова. Так как амбулаторная карта этого института могла потерять силу, Мансуров просил представителя Минздрава содействовать мне в этом. Тот без особой охоты согласился.

Но я был другого мнения. Я верил, что карта может сыграть свою роль. Поэтому на другой день Л. и И.И. поехали на дальнюю окраину, где расположен институт. Их хлопоты увенчались успехом. Был назначен день и час нашего амбулаторного приёма.

11 августа после раннего завтрака мы поехали в институт Фёдорова. Так начался один из чёрных дней моей жизни. Институт размещался в двух высотных зданиях. Как всегда, держась за локоть Л. и шагая в белесый мрак, я был проведён в регистратуру, откуда нас направили в соответствующие кабинеты. Их было четыре. Перед каждым из них пришлось простоять какое-то время в очереди, в каждом из них специалист, а вернее специалистка (так как весь медицинский персонал состоял из молодых женщин) исследовала мои глаза и делала соответствующую отметку в моей амбулаторной карте. Так мы пришли к пятому кабинету, начинающему работать после часа дня, где опытный врач Елена Георгиевна Антонова просмотрела записи на карте, побеседовала со мной и решила, что я должен пройти ещё два кабинета. Когда мы вышли из последнего и направились обратно к Антоновой для заключительного вывода, то оказалось, что её в кабинете нет, а у её дверей опять очередь. Её вызвали на срочное совещание и никто не знал, вернётся она в кабинет или нет. Потом вдруг кто-то объявил: Антонова сюда больше не вернётся, а больные должны отправляться в её рабочий кабинет, помещающийся в соседнем высотном здании. Мы отважно устремились в указанном направлении. Лифт не работал. Мы терпеливо взобрались на 9-й этаж и остановились в беспомощности, не зная куда обратиться. Нас окликнули какие-то доброжелательные люди, которые указали, что мы ошиблись подъездом и этажом; надо было спуститься вниз и через следующий подъезд опять подняться на нужный этаж. Ещё небольшое ожидание у дверей кабинета и, наконец, мы у Антоновой. Просмотрев все записи в амбулаторной карте, она очень доброжелательно и сочувственно объяснила мне, что макуло-дистрофия — как была, так и осталась, окончательно уничтожив мою способность к зрению. Елена Георгиевна добавила, что имеющуюся у меня катаракту удалять нет никакого смысла, так как способность зрения разрушена макулодистрофией. Она сказала, что было бы кощунством подвергать меня операции, которая ничего не может мне дать. Осталось похоронить мою мечту о возвращении мне зрения в институте Фёдорова и поблагодарить Антонову за раскрытие предо мною суровой правды.

Когда я и Л. вышли из кабинета Елены Георгиевны, уже было под вечер. Без обеда, уставшие от стояния в очередях и огорчённые результатом наших усилий, мы вышли на улицу с одним только желанием — поскорее добраться до дома. Хотели взять такси, но его перед самым носом перехватил кто-то другой. Л. храбро повела меня на остановку автобуса, и мы поехали. Ехали долго, и воздух был отравлен бензиновой гарью. Потом нырнули в мрачное подземелье метро, потом опять ехали на автобусе, потом шли пешком, и, наконец, мы дома.

Не скажу, что я был разбит крушением своей надежды: я к этому был как-то внутренне подготовлен. Но очень томительно было стояние и ожидание у дверей кабинета и всё, что я уже описал.

В течение нескольких дней после этого были ещё посещения некоторых друзей. Л. удалось созвониться с В.М.Сидоровым, автором нашумевшей повести «Семь дней в Гималаях». 15 августа он посетил нас, и у нас состоялась интересная беседа. От него мы узнали, что наша встреча происходит в знаменательный день, ведь 15 августа 1886 года — день смерти Рамакришны. Умирая, он сказал, что его будущее воплощение произойдёт через 100 лет в России. Далее Сидоров сообщил, что вышло в свет его продолжение «Семи дней...» под рубрикой «Заметки писателя» — «Рукопожатие на расстоянии» — в журнале «Москва» (№ 8, 1986). Он уже получил сигнальный номер, и один экземпляр обещал нам. Он рассказал, что «Семь дней...» выходит отдельной книгой.

В конце ноября 1985 года он побывал в Индии у С.Н.Рериха, который показал ему триптих «Fiat Rex» и пояснил, что Н.К.Рерих писал Его с натуры.

В ноябре 1986 года Сидоров собирается в Калькутту, а в сентябре — в Италию. Далее он сообщил, что одно из пророчеств Е.И.Рерих было в том, что мы, люди, живём во времени, отпущенном взаймы. В 1949 году Земля должна была погибнуть, и если до конца века человек не овладеет психической энергией, то планета взорвётся.

Мы слышали по радио об открытии тютчевского вечера (вёл его Валентин Митрофанович), в качестве почётного гостя присутствовал Свами Локишварананда (представитель миссии Рамакришны). Он напомнил нам, что Толстой и Ленин очень тепло отзывались о Тютчеве. Лев Николаевич почитал Вивекананду, и исследователи подсчитали, что в своих трудах он сорок раз (в виде цитат) упоминает о индийском мыслителе. Но пальму первенства утверждает Ромен Роллан, написавший о Рамакришне, Виве- кананде и Вселенском Евангелии. Он был женат на эмигрантке (наполовину русской, наполовину француженке), которая и приобщила его к теософии. Так переплетаются судьбы русского и индийского народа. Рамакришна предвидел революцию в России, потом в Китае, Индии, но лидером, он считал, будет Россия.

Хвалил К.Антарову. (Это та женщина, которой он посвятил «Семь дней...».) Она обладала хорошим, красивым голосом. Вначале жила при монастыре (послушницей), пела в церковном хоре, но приход Иоанна Кронштадтского и его слова: «Тебе здесь делать нечего, иди в мир» переменили её жизнь. Она пошла в мир. Пела арию няни в опере «Пиковая дама». Сталин не пропускал этой вещи, смотрел по нескольку раз и обязательно с участием Антаровой. Но судьба её была сложной — мужа её расстреляли, а её саму сослали в Среднюю Азию, где она прожила год. Однажды Сталин пришёл на «Пиковую даму» и слышит не тот голос. «А где Антарова?»1. На следующем спектакле уже пела Антарова. Умерла в 1959 году. Сам Сидоров подошёл к Учению Живой Этики в 1970 году через книгу «Две жизни». Этот роман (полное издание его содержит больше страниц, чем «Война и мир») дала В.М. её подруга со словами, что он может делать с ним всё, что хочет, то есть использовать, ссылаться, брать цитаты из него. Прочитав эту книгу, В.М. задумался над вопросом, как бы поделиться этими знаниями с читателями. И вот видит сон. Подходит к нему Ромен Роллан и говорит: «Я тебе помогу!».

В «Семи днях...» он приводит массу цитат из «Двух жизней», чем вызвал у одних недоумение, граничащее с возмущением, а многие (в душе) были ему благодарны за откровение. Сам же автор поделился с нами мыслью, что выдержки из книг Антаровой он считает наиглавнейшими, а всё прочее только фон.

Сидоров подарил нам несколько книжечек из серии библиотечки «Огонька» — «Устремление» с дарственной надписью: «Альфреду Петровичу Хейдок и Людмиле Ивановне в знак устремления к общим вершинам. В.Сидоров 15.08.86 г. (День памяти Рамакришны) Москва». Одну книжечку мы решили отдать хозяйке квартиры, другую — ясновидящей И.И. и последнюю повезли в Калининград.

Хочу описать краткий эпизод, в котором мне пришлось выступать в непривычной для меня роли. Одна из моих посетительниц просила провести беседу с дочерью начальника лаборатории, в которой она работает. Упомянутая дочь в силу тяжело сложившихся обстоятельств не находила душевного покоя и от этого страдала. Я согласился. Л. провела меня в ближайший парк, где мне была представлена молодая особа, её муж и отец. Беседа сначала не клеилась. Молодая особа, как оказалось, не была достаточно осведомлена о том, что я собою представляю. Но потом наши отношения наладились, и я порекомендовал моей собеседнице труд, как единственный выход из её тяжелого состояния. На этом мы расстались и, как мне казалось, мы остались довольны друг другом.

Когда наши калининградские друзья узнали о постигшей меня неудаче в Институте микрохирургии глаза Фёдорова, они пригласили нас приехать к ним в Калининград, где они имеют возможность устроить меня на приём к выдающемуся специалисту-офтальмологу и таким образом использовать ещё один последний шанс.

18 августа прибыли в Калининград. На перроне нас очень сердечно встречала группа калининградских друзей. Л. преподнесли букет из прекрасных роз. К месту нашей временной резиденции в городе вёз нас владелец собственной машины, который, как оказалось, хорошо знал меня понаслышке. Хочется отметить странный факт: в Калининграде обо мне знало большее количество людей, чем на моём постоянном местожительстве. Доказательством чему служил поток посетителей, желающих беседовать со мною в Калининграде. На квартире у супружеской четы В., куда мы прибыли, нас ожидал свежеиспеченный пирог, прочие яства и чудесный ароматный кофе. Чета В. пару лет тому назад прожила в Змеиногорске около года и между нами установились весьма сердечные отношения. Посетителей было много, и они были весьма разнообразны, как и вопросы, обращённые ко мне.

Певец, прекративший свои выступления, принёс магнитофонные записи своего концерта и просил высказать своё мнение о них. Молодой композитор и поэт пригласил нас в дом и продемонстрировал замечательные образцы классической музыки. Молодой инженер повёл на концерт органной музыки. Концерт был необычен. Органы строились в Средние века для исполнения торжественных гимнов церковных хоралов, но не для музыкальных произведений, приближающихся к плясовым мотивам. В концерте, который мы прослушали, не было торжественных мелодий, и орган не мог выявить всю силу, на которую он способен.

Трогательная молодая супружеская чета приехала и положила мне на колени своего первенца для того, чтобы я подержал его некоторое время.

Особо следует отметить посещение одного профессора. Я знал его как весьма эрудированного человека, но распространяющего тлетворные идеи. Найти должную линию поведения по отношению к нему было трудно, и наши беседы были полны настороженности.

Некоторые приходили с магнитофонами и запечатлевали всё, что я говорил. В числе последних был один, которого с полным основанием можно было заподозрить в сотрудничестве с органами безопасности, но это ничуть не затрудняло наших бесед, так как философия Живой Этики, которой касались наши беседы, не таит в себе ничего враждебного советскому строю, а наоборот, утверждает его.

Иногда посетителей было так много, что каждому из них можно было уделять лишь немного времени. В один вечер Л. насчитала 11 человек.

А.И., хозяйка квартиры, где мы остановились, в назначенный день отвезла меня в областную больницу на приём к специалисту-офтальмологу. Специалист — женщина врач отнеслась ко мне с большим вниманием и после тщательной проверки моих глаз подтвердила диагноз, установленный Институтом микрохирургии глаза Фёдорова. Собственно говоря, я ничего другого и не ожидал.

В 100 км от Калининграда в городе Советске живёт мой старый друг и соратник М.Ц.Пурга. Он поэт, писатель и журналист. В дни нашей молодости мы оба печатались в одном и том же журнале «Рубеж» в г.Харбине. Судьба разметала нас надолго, но мы снова встретились в лагере заключённых за полярным кругом и вместе коротали томительные годы.

Владелец машины любезно предложил свои услуги, и мы совершили поездку в Советск к моему другу. Нужно ли говорить, что встреча была трогательной. Мне 94 года, а моему другу 84, но и он сдал здоровьем и прибегает к помощи кислородной подушки. День, проведённый нами вместе, пролетел очень быстро, и мы так мало успели сказать друг другу.

Нас приглашали на загородную дачу подышать сосновым воздухом, воздать должное прибалтийской осени. Там мы провели несколько дней. В это же время я прошёл половину курса иглоукалывания. Наши любезные хозяева по своей инициативе организовали ежедневный приезд врача из города, но так как я не ощутил ни малейшего эффекта от иглоукалывания, то отказался пройти полный курс лечения.

В год моего путешествия на запад я написал эссе «Звёздный путь науки», в котором развивал идею о связи металлов с небесными светилами и использовании металлов в медицине. В нём был описан способ применения метода для излечения радикулита. Знакомый мне калининградский врач, прочтя моё эссе, решил испробовать описанный способ на практике и исцелил им одного за другим трёх больных, страдающих тяжёлыми формами радикулита, не поддающегося лечению общепринятыми средствами. После этого другие больные радикулитом стали просить врача применить и к ним новый эффективный метод лечения.

Мы вернулись в Калининград, и я начал чувствовать необходимость возвращения домой, на Алтай. Дело в том, что я не мог заснуть по ночам. Может быть это объяснялось большою разницей поясного времени между Алтаем и Калининградом, находящимся почти у самой западной границы СССР, достигавшей 5-ти часов. Кроме того, мне не хватало движения. За исключением одного или двух часов в день, когда Л. или кто-нибудь из друзей водили меня гулять — всё остальное время я вынужден был сидеть на кровати или на кресле, принимая посетителей, что становилось мучительным. Я нарушал сидение стоянием, так как двигаться по незнакомым мне комнатам, где я мог наткнуться на мебель или даже что-нибудь столкнуть и разбить, было нельзя. Каждую ночь часа два я занимался гимнастикой стоя и иногда повторял её днём. К счастью, днём мне удавалось заснуть часа на два.

Накануне отъезда к нам приехал М.Ц.Пурга. Ему, как и мне, хотелось ещё о многом переговорить. Но опять из этого ничего не получилось: то я отсыпался, то немощь заставляла отдыхать его. Он дал мне понять, что в наступающий зимний период думает покинуть земной план.

С ним и с семьёй И.Н. мы распрощались очень трогательно. На перроне Л. насчитала 15 человек, пришедших нас проводить.

В Москве мы остановились на квартире не у той дамы, у которой жили в первый приезд, а у второй, которая тоже приходила нас встречать. Во время пребывания у неё нам удалось прочесть такие редкие книги, как А.Симанович «Распутин и евреи» и «Нить Ариадны» В.И.Сафонова. Приходили посетители, в том числе женщина экстрасенс. После беседы с другими посетителями она пригласила меня в другую комнату и предложила мне свою помощь, чтобы избавить меня от 30% тяготеющей надо мной кармы. Она пояснила мне, что ей дана способность сжигать часть чужой кармы. Между прочим, она сказала, что у Е.И.Рерих при рождении было столько же кармы, сколько у меня теперь.

Надо сказать, что в Калининграде я заболел стоматитом и во время еды меня он мучил, было больно принимать пищу. По указанию врача я лечил его полосканием марганца, но ещё не вылечил. Когда экстрасенс в Москве предложила свою помощь избавить меня от части кармы, я попросил её заодно избавить меня от стоматита. Началось лечение. Лёжа, я принимал её ток, теперь уже знакомый по встречам с другими экстрасенсами. Ток её был прохладный, менее интенсивный, чем у Мансурова, но очень приятный. И, действительно, её лечение было в высшей мере эффективным: через полчаса всякие следы стоматита исчезли. Я глубоко благодарен ей за это. В её способность уменьшать карму на 30% я не верю — только Великие Учителя в состоянии это делать, но в редких случаях решаются на это. Но её доброе воздействие на болезнь — неотрицаемо. <...>

В Москве мы рассчитывали второй раз встретиться с Сидоровым, после его командировки в Италию. Нам удалось созвониться с ним по телефону. Он обещал прийти, предварительно уведомив по телефону. К сожалению встреча не состоялась. Я рвался домой и уехал, так и не повидавшись с ним во второй раз.

Перед отъездом из Москвы меня посетил ещё один экстрасенс из Калуги. Я попросил применить его ко мне свои силы. Он согласился и тут же, сидя за столом, в присутствии 3—4 посторонних приступил к лечению. Снова я ощутил прикосновение к голове знакомого уже энергиального тока, направленного на меня с некоторого расстояния. Потом он проделал тщательный массаж головы и верхней части туловища, причём обнаружил хорошие знания расположения нервных центров. Но какого-либо изменения в лучшую сторону в своей болезни я не ощутил. Интересно то, что рядом сидящий со мной во время этой процедуры хозяин квартиры сказал мне впоследствии, что он в это время испытывал большой упадок сил. Это наводило мысль о вампиризме.

Я ещё раз прибег к способности ясновидящей уже упомянутой мною И.И.А., прося её по возможности точнее определить состояние зрительного аппарата и указать способ лечения, если таковой имеется.

И.И. сказала, что изучила состояние моих глаз по имеющейся у неё моей фотографии и пришла к заключению, что восстановить моё зрение может только чудо. Я её поблагодарил за суровую правду.

Накануне отъезда в квартире, где мы остановились, собралась группа почитателей Живой Этики. Меня просили рассказать о моих встречах с Н.К.Рерихом и Е.И.Рерих. Всё сказанное записывалось на магнитофон. Во время этой беседы я советовал слушателям прочитать замечательную книгу «Основы миропонимания Нового Мира» Ал.Клизовского. И выразил сожаление, что у меня самого её нет. «Она у вас будет», — сказал один из присутствующих. На другой день при отъезде на Казанском вокзале, где собрались человек 10 провожающих, мне были вручены три тома фотокопии названного труда. Истинно, я был преисполнен благодарности дарителю за этот ценный труд.

Расставание с провожающими друзьями было очень сердечным, а потом застучали колеса вагонов, уносящих нас на восток...

Путешествие на запад закончилось. Оно могло осуществиться только благодаря заботливости и энергии Л. Лишённый зрения, я мог передвигаться днём и ночью, только держась за её руку. Она же принимала моих посетителей, и когда их было много, организовывала из них что-то вроде очереди и в ожидании занимала их разговорами. Много печатала и писала, отвечала на телефонные звонки. Если я во время этого путешествия совершил что-либо полезное, то значительную часть этого следует отнести на её счёт.

 

г.3меиногорск, 1986 г.

 

Идентификация
  

или

Я войду, используя: