Дельфис

Волею случая в конце прошлого года мне довелось открыть для себя новое имя — колоритную фигуру Герасима Степановича Лебедева, родившегося в 1749 году и умершего в 1817-м. Это был человек, о котором после его смерти напишут: «Он был первым сыном России, кто изучил сердце Восточной Индии, всю гамму обычаев Индостана, языки и индийскую мудрость и принес своей Родине богатство этих открытий». Это имя и сегодня знакомо и почитаемо каждым бенгальцем Индии и Бангладеша. А одна из главных улиц в центре Калькутты в 1995 году, когда страна праздновала 200-летие бенгальского национального театра, была названа именем Герасима Лебедева. И по этой улице мы ходили, будучи в Калькутте с директором нашего журнала художником Владимиром Надежиным, фотографировали ее.

^{Вывеска на улице Герасима Лебедева и Калькутте}

В своей же стране память об одинокой миссии Лебедева, чужестранце в Калькутте XVIII века, не выходит за рамки востоковедческого круга. И о том, кого Большая Советская Энциклопедия называет первым русским индологом, до сих пор нет целостного и всестороннего исследования, хотя о нем и написано немало трудов, опубликованы его работы и дневники (пять тетрадей). А Эдуард Радзинский даже написал о Лебедеве пьесу. Исследователи, так или иначе касавшиеся его истории, как бы складывали факты, не обращая особого внимания на некоторые скрытые процессы исторического и эволюционного развития человечества, потому что в существование таковых либо не верили, либо делали вид, что не верят. А если посмотреть на миссию Лебедева с этих позиций — гностической науки, то становится читаем некий подтекст, связывающий воедино устремленность этого страстного исследователя Индии с деятельностью многих известных людей того времени, в частности Н.И.Новикова, Н.М.Карамзина, С.Р.Воронцова и других, планами Павла I. Замечу, что все перечисленные были масонами, занимавшими весьма высокие посты в орденской иерархии вольных каменщиков. И в таком контексте миссия Лебедева уже не миссия чудака-одиночки, завязавшего сумасбродный роман с Восточной Индией, а некая часть целого — единого движения истории на пороге XVIII и XIX веков, ее 200-летнего судьбоносного цикла, срока, в течение которого формируется некое значительное «созревание». И характерной чертой того, отстоящего от нас и возможно чем-то похожего, разлома эпох, было движение Запада к Востоку. Для Востока, и Индии в частности, оно окончилось долгими годами колониального существования. Но так ли замысливалось это сближение ? Были ли у него и другие пути? Без всякого сомнения — были. И просвещенные люди того времени это остро чувствовали.

В редакционной статье альманаха «Ариаварта» (1997, №1), где упоминается Лебедев, я прочитала интригующую фразу, которая и навела меня на определенные размышления: «Он (Лебедев), — писал В.Росов, — прожил на Востоке 12 лет и, как предполагают, осуществлял "масонский план" Павла I, обратившего свой взор на Восток, в Индию и Тибет». Я же обратилась к историкам и книгам. Действительно, Павел I сначала собирался вместе с Наполеоном, а потом решил самостоятельно предпринять поход в Индию. В 1801 году он отправил туда конный казачий корпус под командованием Орлова. Убийство Павла прервало эту экспедицию, корпус был повернут назад.

Доктор исторических наук В.И.Сахаров — историк, знаток масонства, уверил меня, что ни о каких «масонских планах» Павла I исторической науке не известно. И все же именно эта фраза заставила меня обратить особое внимание на возможную связь Лебедева с масонами. Не исключено, что и сам он был масоном, ведь годы его зрелости совпали с годами расцвета масонства в России. Среда музыкантов, а Лебедев был виолончелистом, тоже благоприятствовала тому — масонами были Д.С.Бортнянский, Н.А.Львов и многие другие. Мы не знаем о связях Лебедева до его отъезда в 1777 году за границу. Нам неизвестно, где он учился играть на виолончели. Вполне возможно — в Европе, где тогда существовало множество масонских лож. Так что для подобных предположений оснований предостаточно.

^{Католический костел на улице Герасима Лебедева}

А теперь рассмотрим, какие настроения в отношении Индии были присущи в конце XVIII века выдающимся просветителям России, бывшим и членами масонских лож.

Масон и розенкрейцер, «распространивший первые лучи...», как о нем писал А.С.Пушкин, Н.И.Новиков с 1783 года в издаваемом им «Прибавлении к "Московским ведомостям"» стал регулярно помещать статьи и заметки об Ост-Индской компании и английском управлении Индией. Новиков проявлял сочувствие индийскому народу, критиковал управление страной Ост-Индской компанией. Он писал: «Новая история не содержит в себе другого столь важного приключения, как покорение Бенгалии. Чрез тысячу лет никогда не побеждаем был иною нацею столь благоустроенный народ, каковы в самом деле бенгальцы, состоящий из 12 или 15 миллионов человек, находящихся в благосостоянии посредством художеств и земледелия». Интерес и внимание к индийскому народу увенчался для Новикова изданием «Бхагавадгиты» в переводе А.А.Петрова, которую он назвал следующим образом: «Багуат-Гета или Беседы Кришны с Аржуной с примечаниями, переведенныя с подлинника, писанного на древнем браминском языке, называемом санскритта, на английской, а с сего на российской язык». Сейчас этот труд хранится во Всероссийском музее А.С.Пушкина в Санкт-Петербурге.

^{Улица Герасима Лебедева}

Другой масон — историк, писатель Н.М.Карамзин также в эти годы вносит свой вклад в дело сближения индийской и русской культуры. В 1792 году он перевел (уже с английского) и напечатал в своем «Московском журнале» часть сцен из «Шакунталы» Калидаса — индийского поэта и драматурга, жившего примерно в V веке. В том же номере была напечатана и «Бедная Лиза» самого Карамзина. В предисловии к «Шакунтале» он писал: «Творческий дух обитает не в одной Европе, он есть гражданин вселенной. Человек везде — человек, везде он имеет чувствительное сердце и в зеркале воображения своего вмещает небеса и землю». Калидаса он сравнивал с Гомером.

Судя по этим двум примерам, а их можно привести множество, отношение масонов к Индии, как и всех просвещенных людей того времени, было самым доброжелательным и почтительным.

Но прежде чем говорить об индийских настроениях Лебедева, важно узнать: как он туда попал? Как я уже писала, в 1777 году он прибыл в Европу вместе с меломаном графом А.К.Разумовским (в энциклопедии о нем сказано, что он был мистиком, — может, и масоном?), давал концерты в Неаполе, Вене, Париже, Лондоне. В Лондоне он познакомился с графом С.Р.Воронцовым и священником тамошней православной церкви Я.И.Смирновым. Все исследователи биографии Лебедева указывают на эти знакомства, как на что-то важное в жизни музыканта. А далее обычно следует фраза: «Любознательного Лебедева потянуло в далекую Индию». Почему? Что или кто на него так повлияли? Как известно, С.Р.Воронцов был весьма заметной фигурой в масонском движении, и можно предположить, что его симпатии тоже были на стороне индийского народа, хотя, будучи посланником России в Англии, он заботился и о интересах Российского государства в том регионе. Тогда становится понятным, почему именно в Лондоне формировалось или окрепло желание Лебедева отправиться в Индию, чтобы, по его словам «свет Индии принести в Россию». И это благородное желание стало для него настолько важным, что дало силы преодолеть много горестей и несчастий, обрушившихся на него на индийской земле. И все же за 12 лет он успел сделать очень многое и для Индии и для России.

Ему приходилось зарабатывать себе на жизнь концертами и уроками музыки. О его мастерстве виолончелиста «Калькутта газетте» 8 января 1788 года писала: «Соло на виолончели подтвердило слухи о блестящем таланте исполнителя... и полностью оправдало рекомендации и рвение тех, кто похвально отзывались о нем и прилагали усилия для его поддержки». Интересно, знает ли кто из современных музыкантов об этом выдающемся виолончелисте XVIII века?

В свободное от концертов время Лебедев серьезно занимался изучением индийских языков — бенгали, ория, хиндустани и санскрита. О его неукротимом желании освоить именно санскрит мне рассказал известный бенгальский переводчик, писатель и журналист Хаят Мамуд, когда мы встретились с ним в Дакке — столице Бангладеш. Он уверял меня, что особая тяга к санскриту у Лебедева была не случайной. Хаят произнес тогда фразу, вполне понятную восточному, но не европейскому человеку. «Чтобы понять индийскую музыку, — сказал он, — а без нее невозможно понять и религию, нужно знать санскрит. Индийская музыка — космична. Дух индийского народа — в его музыке, это его сердце».

Эта мысль скоро нашла удивительное подтверждение по приезде в Москву. Мне в руки попала статья одной исследовательницы санскрита, которая справедливо писала о том, что древнее Ригведы — этого самого раннего памятника культуры человечества, «может быть лишь сам язык Вед, который несет в себе глубочайшую тайну, пока еще не до конца понятую и осмысленную». Санскрит— язык священных мантр и гимнов — сохранил в себе, благодаря неукоснительному соблюдению закона не искажать порядка и самих слов-звуков, сокровенный смысл, заложенный в этот язык нашими Праотцами, владевшими ключом к пониманию звука и ритма как решающего фактора в эволюции человечества.

Страстное стремление к овладению санскритом доказывает, насколько глубоко и серьезно Лебедев хотел познать культуру Индии. И он делал это, живя среди индийцев , говоря с ними на их родном языке. Известный индолог, доктор исторических наук К.А.Антонова, с которой я встретилась в Москве (ей принадлежит ряд работ, посвященных первому индологу), сказала:

— Я ставлю Лебедева очень высоко. Первым европейцем, изучившим санскрит, был Уильям Джонс (в 1789 году он опубликовал первый перевод на английский «Шакунталы»). Одновременно с ним успешно изучал в Индии санскрит и наш соотечественник Герасим Степанович Лебедев, своего рода Афанасий Никитин XVIII века. И если можно спорить, кто из них лучше знал санскрит, то невозможно сомневаться в том, что Лебедев лучше знал жизнь рядовых индийцев, владел разговорным языком Калькутты — смеси нескольких диалектов. У меня есть слух к слову, и я чувствую Лебедева, он для меня живая личность, мне кажется, я его вижу.

^{Академия Изящных Искусств на улице Герасима Лебедева. На первом плане: Н.А.Тоотс и переводчица М.Бхаташаруя}

К сожалению, история не сохранила нам портрета Г.С.Лебедева. Его искали многие исследователи. Хаят Мамуд сказал, что он пытался его найти в Лондоне, но безуспешно. Заслугой Лебедева является то, что живой язык бенгальского народа он зафиксировал в своих знаменитых «трехэтажных» текстах, содержащих транскрипцию на трех языках. Они сегодня являются уникальным документом для филологов Индии, изучающих трансформацию бенгальского языка.

С просьбой поработать с этими текстами в былые времена они обращались к нашей стране, но им было отказано. Теперь, конечно, ситуация изменилась, и подобная просьба была бы, видимо, удовлетворена.

Изучив языки Индии и полюбив ее народ, Лебедев решил сделать для него что-то значительное — создать первый индийский театр европейского типа (по образцу театра Федора Волкова в Ярославле, родом откуда был и он сам), театра, где ставились бы пьесы на бенгальском языке, играли местные жители, в том числе и женщины, — все это было для Индии тех лет совершенно невиданным. Лебедев сам перевел на бенгали «Притворство» Ричарда Поля Джодрелла и «Любовь — лучший целитель» Мольера. Действие он перенес в Индию. На свои средства он снял помещение для театра, оборудовал его, нанял декоратора, актеров, и 27 ноября 1795 года состоялось первое представление, которое имело грандиозный успех. Затем прошло еще одно, после чего администрация английского театра Ост-Индской компании, опасаясь конкуренции, сделало все, чтобы выжить Лебедева из Калькутты. Хаят Мамуд сказал, что некоторые исследователи находят здесь и какие-то политические мотивы. Но я не буду описывать мытарств Лебедева, оказавшегося без средств, едва вырвавшегося из-под стражи. Важно то, что те два спектакля дали основание считать его основателем национального бенгальского театра.

Лебедев отправился в Лондон на пароходе Ост-Индской компании, где с ним обращались как с нищим, избивали и издевались. Не выдержав, он сошел на берег в Африке в Капской колонии. В Капштадте в течение трех месяцев он зарабатывал на жизнь концертами и, скопив деньги на билет, добрался-таки до Лондона. В 1801 году он там за свой счет издал «Грамматику чистых и смешанных Ост-Индских диалектов» и затем вскоре возвратился в Россию.

Как же приняли Лебедева в Санкт-Петербурге? Весьма почтительно и заботливо. Ему дали работу в Азиатском департаменте Коллегии иностранных дел, выделили деньги на публикацию его трудов. В 1802 году им была основана в Санкт-Петербурге первая в Европе типография с наборным санскритским шрифтом. За несколько месяцев до смерти его наградили орденом св. Владимира 4-й степени. Почему же по возвращении на родину талантливый музыкант забыл о своем ремесле? Почему пожертвовал призванием ради того, что привело его в Индию? Ответы на эти вопросы еще предстоит найти.

В 1805 году Лебедев опубликовал свой основной труд «Беспристрастное созерцание систем Восточной Индии брагменов, священных обрядов их и народных обычаев». Это и есть то, что с полным основанием дает ему право носить титул первого русского индолога. Правда, современные востоковеды признают это с некой оговоркой, прибавляя к столь почетному титулу «по существу», как бы за неимением ничего лучшего. А сам труд им кажется не совсем серьезным. Почему? Да потому, что Лебедев был самоучкой, и его представления об индийской культуре, индуизме не вписываются в рамки востоковедческой науки.

Так что же такое изложил Лебедев в своих «Беспристрастных созерцаниях»? В первой части книги он рассказал о мифологии индийцев, их космогонических представлениях и верованиях. Вторая часть посвящена подробному изложению системы индийского календаря и астрономии. В третьей части речь идет преимущественно о священных обрядах, праздниках, народных обычаях, даются любопытные характеристики варн и каст. При этом индуистские представления автор постоянно сравнивает с христианскими. У индийцев, как и у христиан, по его мнению, есть понятие о едином, истинном боге — Бхарма. Весь пантеон индийских богов он именует ангелами. Кришну считает вторым лицом в Троице и воплощением Сына Божия, сопоставляя его имя в бенгальском произношении — Криштьо с именем Христа. Богиня Кали трактуется Лебедевым как Премудрость Божия, а ее изображение, он считает, почти ничем не отличается от христианской Матери Божией, если не считать того, что лицо Кали черного цвета. Индийские храмы, по его убеждению, похожи на наши церкви. Близость индуизма к христианству автору кажется глубинной и не случайной. А Индия виделась ему прародиной человечества.

Спустя сто лет об этом же напишет в «Тайной Доктрине» и Е.П.Блаватская, а в нашем веке — Рерихи. Надо сказать, что истолкование индийской религиозной философии в духе монотеизма и сближения ее с христианской свойственны были не одному Лебедеву, но и лучшим представителям европейской культуры того времени.

Г.С.Лебедев был уверен, что изучение Индии не может быть монополией одной страны, и англичане не в состоянии «без помощи других в ту сокровенность, которую создатель насадил в черных лицах, проникнуть». Свою задачу он видел в развитии того, «что подкрепляет взаимную связь желаемого между народами дружелюбия и соединяет способности к восстановлению всеобщего и всемирного блага». Все это и по смыслу, и по языку очень созвучно масонским представлениям того времени, да и само название труда «Беспристрастное созерцание...» близко им терминологически.

Новиков, Карамзин, Лебедев... В этом списке много имен, и еще одно я узнала от К.А.Антоновой. Однажды в самолете в Индии судьба ее свела с одной английской исследовательницей, которая собирала сведения об Абрахаме Анкиетиль-Дюперроне, намереваясь написать о нем книгу (но не написала). Даты его жизни — 1731 — 1805 годы, а судьба удивительно похожа на судьбу Лебедева. Как и он, Анкиетиль-Дюперрон сначала высадился в Мадрасе, а затем пешком, без денег добирался до Бомбея, в окрестностях которого находилась колония парсов. Это и был предмет его интереса. Он изучил язык, сблизился с парсами и привез в Европу «Зенд Авесту», сделав ее первый перевод. Пусть он был и несовершенным, но именно благодаря ему люди Запада узнали о зороастризме. Его взгляды на индийцев были аналогичны представлениям Лебедева, он не ставил барьера между черными и белыми, а свой перевод посвятил браминам.

Так кем же были эти одиночки, смело бросавшиеся на непроторенные тропы? Какая сила толкала их на поиски неизведанного? Кто-то назовет их посвященными, кто-то чудаками, но истина, верно, лежит посередине между этими крайностями. Имен таких в истории человечества очень много, только вот сохраняет она их далеко не все.

Дакка — Калькутта — Москва