Дельфис

Среди известных русских усадеб, вошедших в культурную историю России, подмосковное село Савинское (Савинки), находящееся у слияния рек Вори и Клязьмы, особенно примечательно.

В 1678 году оно было приобретено боярами Лопухиными, а затем перешло к их потомкам. Существует предание, что доживавший свой век в близлежащем имении Глинки знаменитый Яков Вадимович Брюс (1670–1735) «прихаживал сюда пешком, садился отдыхать на дубовом пне и, любуясь живописным местоположением, говаривал: я бы развёл здесь сад, если б это болото мне принадлежало». Слова эти запомнились унаследовавшему Савинское И.В.Лопухину, и он уже в конце XVIII века осуществил это пожелание. Многозначитель­но, что в предыстории сада фигурирует имя «чародея» Брюса – одного из образованнейших и загадочнейших людей своего времени. Иван Владимирович Лопухин (1756–1816) также принадлежал к примечательным лицам своей эпохи. Он был хорошо известен как писатель, друг и единомышленник Н.И.Новикова, просветитель, масон и филантроп. И сад свой он спланировал и украсил совершенно особым образом. Как писал литератор М.А.Дмитриев: «Сад этот был замечателен осуществлением философических идей хозяина, давав­ших в нём всему значение. Всякого мыслящего человека наводил этот сад на воспоминание людей добродетельных или даровитых, благо­родных деятелей или благодетелей человечества». Как говорил поэт И.М.Долгорукий, здесь «каждый взгляд есть поученье, каждый шаг – иероглиф». Можно сказать, что, в известной мере, сад этот пред­ставляет собой зримую философскую энциклопедию XVIII века. В литературе сохранилось несколько описаний Савинского в стихах и прозе: в первую очередь, это описания, сделанные И.М.Долгоруким («Прогулка в саду сельца Савинского», 1812), А.Ф.Воейковым («Вос­поминания о селе Савинском и о добродеятельном его хозяине», 1825 и отрывок из «Описания русских садов», 1813), В.А.Жуковским (фрагмент «О Фенелоне», 1809), а также статья воспитанника Лопу­хина – Александра Ковалькова «Мирное отдохновение в садах сельца Савинского во время нашествия врагов» (1813).

Итак, восстановим картину этого необычного сада. «С двух сторон, – по описанию Воейкова, – обтекает его глубокая река и крутым поворотом составляет полуостров, который широким искусственным рукавом совсем отделяет его от материка. Несколько прудов и каналов в разных направлениях проведено из реки к главному протоку. Савинский сад – есть маленький архипелаг». Главная часть парка – большой Юнгов остров, названный так в честь английского поэта Эдварда Юнга, чьи мистические «Ночи» были тогда весьма популяр­ны в России. На острове располагалось несколько памятников. Так, на холмике среди сосняка был воздвигнут крест в честь духовидца и натурфилософа XVII века Якова Бёме, чьи труды чтились в новиковском кругу. На кресте были начертаны различные магические фигу­ры, а у подножия его помещалось мраморное изображение самого Бёме. Отсюда тропинка вела в глубь острова к холму, на котором стояла мраморная же урна памяти Фенелона, госпожи Гюйон и Дютуа, под которой были зарыты пряди волос этих лиц. Имя Фенелона (1651–1715) привлекло русских просветителей по ряду причин. Во-первых, он был автором известной поэмы «Телемак», сыгравшей боль­шую роль в возрождении идеалов античности в то время. Кроме того, будучи воспитателем наследника французского престола, он внушал ему стремление к социальным реформам, которые, впрочем, не осу­ществились из-за ранней смерти его воспитанника. Наконец, он вме­сте с госпожой Гюйон был приверженцем квиетизма, являвшегося одним из вариантов пантеизма. Дютуа был последователем Гюйон и издателем её сочинений. На урне был изображён и Жан-Жак Руссо, стоявший в раздумьи перед бюстом Фенелона. С этой точки можно было увидеть на другом берегу и «хижину Жан-Жака Руссо», где находился его бюст и на стенах которой были выписаны его изрече­ния. Интересно отметить, что Лопухин написал здесь некоторые свои сочинения – так, его драма «Добрый судья» помечена: «1808 г., с. Савинское. В Руссовой хижине». Неподалёку отсюда находился па­мятник немецкому мистику Карлу Эккартсгаузену (с которым Лопу­хин был в переписке), представлявший из себя большой мраморный столб с урною и надписью «Памяти мудрого». Далее можно было видеть плиту, положенную в память последователя Бёме Квирина Кульмана, проповедовавшего в Москве в конце XVII века и сожжён­ного по настоянию религиозных фанатиков из Немецкой слободы. На плите было изображено несколько крестов, которые должны были символизировать крестный путь Кульмана. «Пошед далее, – пишет Ковальков, – увидел я камень, составляющий ступеньку у кресел под горою, на котором изображена мёртвая голова» – масонский символ и вместе с тем обозначение начинавшегося здесь сельского кладбища. Отсюда была видна на другом берегу искусственная руина. Воейков пишет о ней: «Через подъёмный мост, висящий на цепях, приблизились мы к развалившемуся рыцарскому замку; на воротах одной башни, которая устояла против времени, изваянный из чистого паросского мрамора лик Спасителя». После этого на плоту можно было вернуться к Юнгову острову к пустыньке Храм дружбы (местные жители называли её также Громовой беседкой из-за возникав­шего в ней эха). Она была поставлена в честь фельдмаршала Н.В.Репнина, также принадлежавшего к кругу Новикова и которого Ло­пухин почитал, наряду с Фенелоном, за образец человеческой добле­сти. Здесь же в берёзовой рощице находились памятники философам древности – бюсты Сократа и Платона, а также бочка для воды, на дне которой было написано несколько строк, напоминавших о Дио­гене. Тут же помещалась и гробница памяти Конфуция, обсаженная цветами. В архипелаге имелся и специальный рыбачий остров с ша­лашами и рыболовными принадлежностями, посвящённый Ломоносову.

Иван Долгорукий писал:

«Сколь пленительна предметов / Разнородна всюду смесь: / Там затвор анахоретов, / Аполлон с Олимпом здесь».

«Кто умел на десятине снять экстракт вселенной всей?» – воп­рошал он в конце своей «Прогулки». Среди прочих памятников можно было бы ещё отметить грот на Юнговом острове в память Тихона Задонского (который много времени спустя послужил про­тотипом старца Зосимы в «Братьях Карамазовых») с изображени­ем горящей свечи. Были здесь и памятник рано умершему писате­лю-мистику Н.А.Краевичу (крест с урной под ним), и расколоучителю Андрею Денисову, и отцу владельца Савинского – петров­скому вельможе В.А.Лопухину (этот памятник сохранялся до недавнего времени). Среди прочих достопримечательностей в саду имелось кресло, сделанное в стволе двухсотлетнего дуба, на кото­ром, вероятно, и сиживал Я.В.Брюс, который в бытность москов­ским главнокомандующим, был одним из главных предшественников Новикова и его друзей.

В 1808 году имение Лопухина посетили несколько молодых лите­раторов и среди них В.А.Жуковский, А.Ф.Воейков и Захарий Буринский, вскоре после того умерший. Воейков описал их недельное пребывание в Савинском и чтение Буринским перевода элегии анг­лийского поэта Грея на сельском кладбище. В это же время была сделана – по-видимому, Жуковским, талантливым художником, – зарисовка Юнгова острова, приложенная к его статье «О Фенелоне» в «Вестнике Европы» (№ 4 за 1809 г.).

Во время нашествия на Москву в 1812 году французы были вблизи Савинского, но в него не вошли. Лопухин, находившийся в это время в отъезде, посетил потом Савинское, но ненадолго, а затем удалился в другое своё имение Ретяжи (Воскресенское) Кромского уезда Орловской губернии, где вскоре и умер. Любопытно, что и там он разбил английский сад и установил несколько памятников-кенотафов по образцу Савинского. Это были: хижина, расписанная масонскими изображениями и изречениями, такой же, как в Савинском, камень с изображением черепа и памятники, посвящённые только что закон­чившейся войне, – в честь Александра I, в память местных жителей, павших на войне, в честь взятия Парижа и, наконец, в честь Напо­леона.

Надо ещё отметить, что по некоторым сведениям во время новиковской типографической кампании в Савинском помещалась тай­ная типография, где Лопухин напечатал несколько книг.

Сад села Савинского, к сожалению, не сохранился. После револю­ции, никем не охраняемый, он постепенно разрушился; монументы вывозились местными властями или использовались жителями для хозяйственных нужд. Сейчас от лопухинского сада остался только полузаросший искусственный архипелаг с фундаментом одной из беседок и остатками шлюза. По утверждениям местных жителей, причудливая форма его объясняется тем, что он представляет вензель, заключающий в себе инициалы (возможно, самого Лопухи­на), который будто бы ещё можно разобрать с самолета.

Сад села Савинского был памятником русского просветительства, парадоксально совмещавшего в своих идеалах мистику с рационализ­мом, Бёме и Эккартсгаузена с Руссо и Ломоносовым и Платона с Конфуцием.