Дельфис

Одного отрицания недостаточно для победы. В обстановке, в которую мы попали, может быть плодотворным только то историческое действие, которое подхватят и поддержат крылья огромной исторической идеи. <...>

Идея воспитывает личность; питает ее соками; дает силу, ведет в действие. Прежде чем говорить о личности,нужно говорить об идее. Идеи сложны, и потому в большинстве случаев только первоначально и упрощенно воспринимаются народом. Но на народе лежат, его освещают и окрашивают отблески над ним воздвигнутой идеи... В полной мере идея никогда не осуществляется в жизни; она всегда возносит с собой ей, в существе, чуждый груз; но идея дает толчок и движение — крылья ее явственно различимы, какой бы груз она не возносила с собою... Обратившись к идеям, составляющим государственно-общественный идеал, мы прощупаем во многих случаях исторической действительности, при разнообразнейших формах устройства, за внешностью правления,учреждений и лиц, реальное и объемлющее явление идеалоправства¹. Вдумываясь в исторические процессы, можно дать еще более резкую формулировку: всякое длящееся правление, будь оно единодержавным, народодержавным или иным, есть та или иная форма осуществленного идеалоправства. Более реально и ощутимо, чем люди и учреждения, народами и странами правят идеи. Идеи эти могут быть различной природы: чисто религиозными, религиозно-национальными, национально-правовыми или чисто правовыми. Не столько действенный и тленный царь, сколько религиозная идея царя правила монархиями древнего Востока, и не столько консулы и императоры, сколько национально - религиозная идея Рима вела к победе римские легионы; и более, чем тот или иной первый министр правила и правит отчасти, скажем, новейшею Англией идея правового государства. <...> «Идея-правительница» рождается и растет в недрах общей духовной обстановки момента и эпохи. Ее колыбелью и отчим домом является духовное самосознание и духовный опыт интеллектуальных представителей народа, его «интеллигенции», как бы она ни называлась и в какой бы обстановке ни жила. То, что интеллигенция рождает и взращивает сейчас, то народные массы воспримут и осуществят через некоторый момент времени. Так было с революционной идеологией русской интеллигенции, так будет с ее положительно-утверждающей идеологией, поскольку таковая создается и создана... Из понимания этих обстоятельств вытекает сознание сугубой исторической ответственности духовно-интеллектуальных представителей народа, его «интеллигенции» — ив частности, сознание исторической ответственности той, в определенном смысле, особо квалифицированной ее части, каковою является идейная эмиграция. (Основная наша концепция: где бы ни находились эмигранты— они составляют часть того духовного мира, который именуется Россией; представляют собой его отпрыски, ответвления, щупальцы; почва под ногами значит далеко не все, иногда значит весьма мало; важнее духовная почва, которая и питает каждого эмигранта —  подданного идеи: насыщенная почва культуры российской; материальность приютивших такого эмигранта земель и стран — временами призрачна: он живет в России, которая, хотя материально и охватывает только положенные ей земные пределы, духовно обнимает весь мир).

В обстановке России можно наметить особые причины, почему исторически действенной может оказаться и ней только идея чрезвычайно широкого размаха. Мысль о мировом призвании России восходит к XV веку. В различных формах и видоизменениях она держалась в последующие века. В XIX веке она получила новое развитие в русской философской и исторической литературе. Царская Москва и императорская Россия, подходя к осуществлению русского мирового призвания, проводила его методами и формами национального государства. <...>

Положительные задачи русского духовного делания, вырисовываются, как задачи воплощенья и рощенья русского национализма. Имеют высокую настоятельность прикладнические заданья реалистической и упорной, сознательно-собранной и целесообразно-расчитанной русской национальной работы. В ней не нужно бояться упреков в национальной узости и эгоизме. Без того, что называют «эгоизмом» и «узостью» — не прийти к возможностям широты и жертвы. — Но в отличие от многих других «национализмов», имеющих только один слой — прикладничества и узкого себялюбия, национализм русский — можно положительно утверждать — имеет два основных «слоя», друг другу соподчиненных, каждый в себе: слой прикладнический и слой вселенский. Следует придавать обоим одинаковое значение: без прикладничества, иной раз расчетливого и цепкого, в этом мире, увы, не осуществить вселенское служение: чтобы дать, нужно собрать; без вселенскости прикладпичество ведет к оскудению, потемнению, духовной смерти... Будем строить град земной, ибо Бог даровал нам просторы и материалы, и мы должны его строить, но в душе своей будем носить Град Небесный. Обычное в каждом повышенном национализме и уже несколько веков присутствующее в русском сознании ощущение, что народ наш есть народ особый и исключительный, в отношении к народу русскому, на основании пережитого и в происходящем почувствуем, как истину новую и сияющую. И не будем бояться и самих несчастий наших: быть может, и рассеяны мы (выходцы), в горести и бедах, по всему миру земному потому, что есть у России, помимо прикладпически-национального, также национально-мировое призванье; и что делать ей предстоит не только в ее собственных просторах, но и в просторах больших, всей земной оболочки. Будем страстно любить данную Богом земную плоть нашей страны; но будем знать, что и оторвавшись от этой плоти, став «бесплотными» и летучими, мы все же призваны сохраняться, жить и творить. Россия почвенная и Россия взметенная имеют, в наши года, каждая, свое призванье. И если бы мы умерли на чужбине и если бы умерли в ней и дети, и внуки наши, это не значило бы, что мы, и дети, и внуки наши прожили, живут, проживут жизнь напрасно. Явственнее, чем другие народы, русские имеют одновременно две родины: Россию и мир; повторяем: наряду с делом национально-прикладническим, делом внутреннего сплоченья и оздоровленья, делом внешнего мироустройства, Россия предопределена к действию вселенскому, призвана поднять и понести уроненную западным человечеством нить веры; нить, без которой человечество непременно и скоро заблудится и сгинет в темном лабиринте...

Порою думается, что в настоящий момент только в России возможны чудеса — не только в виде благодатного ответа на личную молитву, что составляет тайну общения человека с Богом, и везде, и всегда существует, но также в виде явленных в народе знамений славы Божьей (церковные золоченья и обновленья)...

Трудность дела духовного восстановления мира заключается в том, что в этом деле Россия, весьма вероятно, может рассчитывать почти исключительно на свои собственные силы; тот мир, с которым Россия в последние годы наиболее близко общалась, мир культуры западно-европейской, ей в этом  не поможет или поможет мало; ибо к тупикам, в которые попал, он пришел в силу внутренних необходимостей и неотъемлемых свойств своего новейшего развития...Россия должна решиться одна идти в поиски и путь; одна взять на плечи бремя тяжелого дела: творенья (в отечестве и рассеяньи) «эпохи органической» посреди «эпохи критической».

Между духовным опытом «отечества» и «рассеянья» есть глубокое сопряженье. И то, что происходит и чувствуется там — имеет чувствоваться и здесь: и быть может, именно здесь отольется в законченные и выраженные формы сознания.

Глубоко нужно вобрать в себя воздух; и знать, что жизнь, которую живем, есть не та обычная жизнь, которую привыкли жить перед 1914 г. — но новая, страстная и зоревая... Надолго, накоротко ли, эпоху нашу мы должны ощутить, как эпоху поворотную и героическую;такую, какой столетия не было перед 1914 годом... Во мраке отыщем ли нить веры? Все потеряем или все приобретем? Более, чем было в прошлом, мы должны, в расчете на будущее, копить и точить героическую волю. Героическое чувство и героическая воля... Нам ли недостойным произносить эти слова? — Но потребность жива и настоятельна. В том мире, в котором живем, горизонт вспыхивает зловещими отблесками, знаками неслыханных провалов, и вслед за тем, грозит все поглотить сгущающаяся тьма. В эти сроки знамя должно быть лучезарно, и знаменосцы крепки!...

Россия должна освободить мир от рабства перед новейшим романо-германским шаблоном².  Это освобождение есть, прежде всего, духовная проблема. И потому, формулируя задание, следует всячески подчеркнуть, что дело идет именно о духовной сущности, а никак не о явлениях вроде науки и техники. Сами по себе подлинная наука и опирающаяся на нее техника материально полезны и необходимы, и именно в наш век, когда злая метафизика (исторический материализм!) выступает в  обличий науки — подлежат сугубому утверждению; ниспровержению подлежит романо-германское отношене к науке и технике, затем — кичливая уверенность, что романо-германская цивилизация есть венец творения и завершение «прогресса». Более же всего должно быть изжито охватившее Европу и Россию обеспложивание духовной и веростной жизни, проистекшее из утраты живого и действенного религиозного чувства...

Из ниспровержения названных духовных начал следуют многообразные последствия. Основное из этих последствий для самой России есть имеющее возникнуть совершенно новое, по сравнению с недавним прошлым, значение церковного творчества... Можно быть какого угодно мнения о положении христианства в современной Европе. Можно признавать, что вероисповедания в ней сильны и организованы. Но для каждого, имеющего чутье к духовному творчеству, совершенно ясно, что если новейшая и современная Европа имеет клерикальную иcторию, давно уже она находится вне рамок истории церковной³. Есть некоторая странная реальность в том, что из всех стран христианского мира церковную историю в настоящее время ведет только Россия. Образы святителей и мучеников, владык и священноправителей, смутьянов, еретиков, отступников, разгорание иутихание гонений, движение масс и страсти их, власть богоборческая и сатанинская, народная податливость и народное горение — псе это, в сложной и волнующейся картине, предстает в русской церковной действительности, напоминая и воскрешая самые страшные и поворотные, грозные и вдохновенные моменты церковного прошлого. Не нужно закрывать глаза на глубинную трагичность момента. Но каждый, кому дороги заветы Христа и предания Вселенской церкви — должен понимать, какое огромное, и творческое, и «революционное» задание представляет собою сохранение и вознесение во славе Церкви Одной, Православной...

Среди смятения современности и перед поставляемыми ею задачами дух наш, как никогда раньше, может быть подавлен несоразмерностью наших сил стоящим задачам. Купол Православия лег широко и высоко. Не только мы, не только народ русский, но и другие народы мира умещаются под его сводом. В делах же мирских мы пребываем вне государства и без вождя. В самом точном юридическом смысле многие русские в настоящий момент являются безподданными. Но также и многие, многие из тех, кто формально находится в советском подданстве, существенно и основоположно считают себя безподдийными. Нет государственной рамки, нет средоточия и вождя, которые объединяли бы нас. Внимание к движущим силам и реальностям истории предостерегает от поспешных, чисто внешних поисков и нахождений — вождя. Личность плодотворна и победоносна тогда, когда ее держат и несут упруго-крепкие крылья огромной и творческой идеи. Идея должна заменить нам государство, средоточие и вождя, пока наши государство, средоточие и вождь не будут реально созданы, сделаны идеей... Для тех, кто мыслит Россию, как мир новый, как мир, построяемый па основе напряженного православно-духовного творчества и широчайшего культурно-национального и государственно-созидающего размаха, для тех единственно-возможным подданством является в настоящее время подданство идеи. Ранее и первее того, чем поставить над собою правителей — лиц и учреждения, мы должны провозгласить и поставить Идею-Правительницу... Для этого ее нужно выносить и взлелеять в глубинах сознания; увидеть и обрести на путях личного опыта; с тем, чтобы в порядке последующего раскрытия личный опыт этот стал опытом коллективным.

Было бы преступной гордыней думать, что эта идея обретена. Здесь нужно умножить усилия; и не отчаиваться от неудач; нужно верить, что каждая неудача есть этап на пути к конечному достижению; нужно помнить, что мы призваны сохранить и умножить наиболее священные и заветные религиозные и национальные ценности; что мы призваны в борьбе с отрицанием возвести и укрепить утверждение. Если мы не сумеем этого сделать, то поистине окажемся рабами лукавыми. И потому, в усилиях непрестанных и творческих, пусть станет нашей задачей: взрастить и избрать ее, грядущую Идею-Правительницу; взрастить и избрав, быть верными, самоотверженными и действенными подданными идеи.

«Евразийский временник», Евразийское книгоиздательство, Берлин, 1923