Дельфис

Гностическое мировоззрение не есть теология или доктрина для веры. И основано оно не на вере (для большинства людей она означает веру в чужую веру), а на внутреннем опыте каждого гностика, который он приобретает в процессе самопознания. В результате происходит значительное изменение сознания познающего, которое переносит его за пределы личного сознания: по сути, за рамки ограничений мира, в котором мы живём.

Каким раннехристианские гностики II века видели Иисуса Христа? Они очень высоко его почитали, видели в нём манифестацию Высшего Божества и Спасителя, который открыл двери тюрьмы человеческого заключения в материю и духовного заточения. Согласно гностической традиции, Иисус осуществлял своё служение в двух направлениях: как пастор или Учитель и как Иерофант, проводящий некоторых своих учеников через посвящение. При этом, в отличие от большинства учителей, он делал нечто большее, чем просто убеждал их в неких истинах. Он адресует своё учение не столько думающему разуму и эмоциям людей, сколько зарождающемуся в них гнозису (интуитивному знанию). Его слова служат не столько для информирования, сколько для стимуляции скрытых творческих и созидательных способностей Его учеников. Он использует метафоры и мифы, загадочные мистические изречения и притчи, чтобы вызвать необычные состояния сознания своих последователей.

До середины ХХ века все знания о гностиках были основаны на писаниях их ярых критиков – отцов церкви, а также на нескольких сохранившихся гностических текстах, таких как «Пистис София» (Вера-Мудрость).

Взгляд на «гностицизм» решительным образом изменился, когда в мае 1945 года в Египте в Наг-Хаммади некими крестьянами был обнаружен глиняный сосуд с древними писаниями. По предположениям исследователей, именно в этой местности преподобный Пахомий Коптский учредил монашескую общину. Весьма вероятно, что 13 папирусных кодексов, которые составляют то, что было затем названо «гностической библиотекой Наг-Хаммади», являлись неортодоксальным материалом для чтений монахов этого монастыря. Когда в IV веке волна религиозных преследований прокатилась и по Египту, встревоженные монахи, возможно, решили захоронить свои еретические книги. И в течение 16 столетий они пролежали в земле.

Среди этих уникальных находок, которые стали доступны исследователям далеко не сразу, только четыре писания озаглавлены как «евангелия»: Евангелие от Фомы, Евангелие от Филиппа, Евангелие Истины (предположительно написанное гностиком Валентином) и Евангелие Египтян. Самым известным стало Евангелие от Фомы, которое содержит 114 логий (речений) Иисуса Христа. Гностики считали, что было четыре получателя тайн Иисуса после Воскресения – Мария Магдалина, Фома, Филипп и Матфей.

Учёные ведут споры о дате написания Евангелия от Фомы. Некоторые его части относят к 50 году н. э., в то время как другие части к 130 году. Самым первым из канонических было написано Евангелие от Марка (ок. 60 г. н. э.). Ранний период христианства изобиловал евангелиями, и для одного и того же автора было обычным написание нескольких альтернативных версий, что подтверждает сравнительно недавнее открытие тайного Евангелия от Марка.

В Евангелии от Фомы Иисус говорит о себе в логии 77: «Я – Свет, Который над всеми, Я – всё. Всё вышло из Меня и всё возвратилось ко Мне». Эти слова говорят об универсальности этого Евангелия. Здесь мы находим параллели с Даосизмом. Когда Чжуан-цзы сказал ученику, что Дао присутствует везде, то ученик попросил его: «Не могли бы Вы выражаться яснее?» Чжуан-цзы указал ему на муравья, но ученик не понял. Затем он указал на сорную траву и, когда ученик всё же не понял, то он указал на песчинку. В Египетском гнозисе та же самая идея представлена словами, которые Гермес говорит Асклепию: «Тот, кто знает себя, знает всё»².

Один из найденных в Наг-Хаммади кодексов был приобретён фондом К.Г.Юнга, привлёкшего в психоанализ гностическую мифологию как архетипическую и актуальную для психотерапевтического самопознания. Ведущим рубрики «Гнозис» представляется интересной попытка глубинно-психологического истолкования сакрального текста Евангелия от Фомы, сближающая смыслы удаленных веков с современностью. Поэтому в качестве приложения к тексту речений Евангелия от Фомы, опубликованного в «Дельфисе» № 4(68)/2011, мы избрали комментарии глубинного психолога-юнгианца и исследователя гностицизма Стефана Хёллера в его монографии «Юнг и потерянные Евангелия»³. Клуб «Касталия» (www. castalia.ru) любезно предоставил нам для первой публикации перевод Юлии Трусовой фрагмента главы этой книги «Тайные изречения Иисуса: Евангелие от Фомы».

Эта публикация осуществлена под редакцией известного переводчика и комментатора юнгианской литературы В.В.Зеленского, который также дал пояснения к использованным в статье терминам.

В основе архетипического подхода в аналитической психологии, равно как и гностического мировоззрения, лежит определение причинности двигающих нами смыслов, без которых человек не в состоянии выстроить ни ценностную шкалу окружающего его мира, ни наполнить смыслом свою жизнь. Потому и многие ранние христиане, кроме крестильного омовения, видели другим необходимым элементом для Спасения души и её возрождения в Св. Духе отвечающий на «онтологический вопрос» гнозис, который есть: «Знание того, кто мы были, кем мы стали, где были прежде и где находимся сейчас, куда идём, от чего освободились и что есть рождение и возрождение» (Климент Александрийский, «Извлечения из произведений Теодота и так называемой Восточной школы времён Валентина»). В духовном крещении гнозиса душа вспоминала своё истинное происхождение и предназначение, а человек узнавал в себе образ небесного Антропоса. Это откровенное знание несло с собою радость нового воскресения и уверенность в спасении, которое уже как бы произошло для осознавшего себя и свою духовную природу «внутреннего человека».

Эти идеи мы находим в сочинениях Библиотеки Наг-Хаммади, в частности – они сформулированы в гностическом трактате «Письмо Регину», коптский перевод которого сохранился в первом кодексе из Наг-Хаммади, – «Кодекса Юнга». И такое совпадение, конечно же, не случайно, поскольку, как уже говорилось, гностический и юнгианский языки ориентированы на глубинные смыслы, выстраивание же «ценностной шкалы» и смысловое наполнение жизни пребывает в контексте отношений внешнего и внутреннего. К сожалению, о последнем ориентированная лишь на внешнее потребительская цивилизация забыла. Архетипический язык, обращённый к мифологическим истокам нашей христианской культуры, становится сегодня «местом встречи» заново осознаваемого «внутреннего человека» с человеком «внешним», нашим социальным «я».

Исходным материалом для новой работы нашей души по смыслопроизводству в психологическом аспекте служит работа с образами. Однако, Душа «обитает» не только в привычном нам образном, но и в символическом и мифологическом пространствах, поэтому в производстве смыслов всегда задействовано архетипическое начало. И если психическое есть образ, как писал Юнг, то любой образ архетипичен, на чём настаивал Дж.Хиллман, основатель архетипической психологии. Любое смысловое откровение мы переживаем как властное, овладевающее нами, и силимся опознать его источник. Мы подчиняемся архетипическому зову и действуем сообразно и в соответствии с символическим и мифологическим измерениями в психическом. В той же самой степени, в какой мы видим сны, сны «видят» нас. И во всём, что касается внешнего и внутреннего, их отношения носят двусторонний характер.

Всё соотносится со всем, и в центре этих соотнесений располагается Душа – наша общая ватерлиния, где действует гераклитовский принцип: стремление переходит в собственную противоположность. Женское переходит в мужское, инь переходит в ян, день в ночь и т. д. И нет ничего тайного, что не стало бы явным, буквального, что не сделалось бы метафорическим, научного, которое не превратилось бы в сокровенное…

В обстоятельствах взаимно осознанной необходимости диалога между эзотерическим (внутренним, душевно наполненным) знанием и академическим (обездушенным) или научным важны поиски общего языка, обладающего коммуникаторной мощностью, необходимой для ведения полноценных переговоров. И язык юнгианской и постюнгианской психологии оказывается одним из возможных «языков встречи», поскольку укоренён и во внутреннем, и во внешнем.

Эту особенность и отражают использованные С.Хёллером юнгианские понятия «Самости» и «Полноты»⁴, отличающиеся от привычных нам в повседневности значений, но позволяющие постичь раннехристианский язык гнозиса. Так, поскольку по К.Г.Юнгу переживание Самости «нуминозно», то есть воспринимается подобно религиозному откровению проявления божественного начала в душе человека, то это понятие особенно уместно в гностическом мировоззрении, где психологическим носителем Богообраза в человеке Юнг предполагал именно Самость. Юнг писал, что поскольку: «Самость превосходит возможности нашего постижения, как явствует уже из её определения, с таким же успехом её можно назвать "богом в нас"… Тем не менее, Самость обозначает символы единства, которые оказываются обнаруживаемы эмпирически», – в сновидениях, мифах, сказках, являя персонажи «сверхординарной личности», такие как король, герой, пророк, спаситель и т. д., или же в форме целостного символа – круга, квадрата, креста, квадратуры круга и т. д. Подробнее об использованных в комментариях понятиях можно прочесть в книге В.Вс.Зеленского «Толковый словарь по аналитической психологии» (М., 2008).

В заключение приведём мнение самого Стефана Хёллера об отношении Юнга к гностикам из работы «Что значит "гностик"?»: «Юнг не просто интересовался гностиками, но считал их первооткрывателями и наиважнейшими предвестниками глубинной психологии. Связь между психологией Юнга и гностицизмом глубочайшая, и она только углубилась с течением времени и опубликованием рукописей из Наг-Хаммади. Мои исследования привели меня к выводу, что Юнг не стремился в буквальном смысле обнаружить в душе содержание гностических учений. Мнение, что гностицизм есть "ничто, кроме" психологии, думаю, не могло быть принято Юнгом, поскольку он всегда восставал против слов "ничто, кроме". Юнга от его предшественников отличало следующее: он верил, что гностические учения и мифы порождены личным психодуховным опытом гностических мудрецов. То, что рождается в душе, несёт в себе её печать. Отсюда родство между глубинной психологией и гностицизмом».

Ведущие рубрики