warning: Invalid argument supplied for foreach() in /var/www/testshop/data/www/testshop.ru/includes/menu.inc on line 743.

Известный востоковед-японист, доктор филологических наук, постоянный автор нашего журнала Татьяна Петровна ГРИГОРЬЕВА сегодня рассказывает о своём восприятии творчества удивительной женщины, нашей соотечественницы, прожившей долгую жизнь не только на Родине, но и в Японии. Это Варвара Дмитриевна БУБНОВА (1886–1983) – художник, искусствовед и педагог. Она жила в Абхазии у старшей сестры 20 последних лет жизни после 36-летнего пребывания в Японии, куда уехала с матерью к младшей сестре в 1923 году.

Петербурженка, свои первые шаги в искусстве она делала ещё в XIX веке, застав выставки передвижников. Закончила в 1914 году Академию художеств. Затем принимала участие в выставках «Союза молодёжи» вместе с В.Маяковским, Д.Бурлюком, М.Ларионовым и Н.Гончаровой, К.Малевичем и В.Татлиным. Одна из первых заинтересовалась русской иконой, слушала лекции в Археологическом институте, а с 1917 по 1922 год являлась научным сотрудником-палеографом в Историческом музее, организовав в голодной и холодной послереволюционной Москве выставку древней русской миниатюры.

В 1923 году Бубнова поступила в Токийское художественно-прикладное училище, где совершенствовалась в литографии. Началось творческое сотрудничество с японскими художниками. Во всех книгах по современному искусству Японии можно встретить упоминание о Варваре Бубновой. Она серьёзно изучала классическое японское искусство, особенно её душе была близка японская чёрно-белая живопись тушью XIV–XV веков – суйбоку-га, мало известная европейцам (мастерами были, как правило, дзен-буддийские монахи).

С 1933 года состоялось шесть её персональных выставок в Японии, где она считалась первой среди японских литографистов, воспевая темы: земля и человек, человек и океан. Её произведения экспонировались также во Франции и США.

Полюбив Японию и её народ, она оставалась русской художницей, в своей работе сохранив принципы русской школы. Но японское искусство многому её научило, расширив изобразительные возможности графического языка. Здесь, на Востоке, она преподавала русский язык и литературу в высших учебных заведениях, существенно повлияла на развитие японской русистики, особенно – пушкиноведения. Писала статьи о русском искусстве для японских энциклопедий и справочников, многотомного издания «Мировое искусство», иллюстрировала многие произведения А.Пушкина, Н.Гоголя, Ф.Достоевского, Л.Толстого, а также детские книги. Заполненность работой спасала её от тоски по Родине. В Японии Бубнова пережила разрушительное землетрясение 1923 года и бедствия Второй мировой войны; из-за бомбардировок Токио сгорели её дом и мастерская с работами…

В 1958 году она вернулась в Советский Союз – сначала в Сухуми, потом уже в Ленинград. Несмотря на почтенный возраст, неутомимо работала; стала членом Союза художников СССР, Заслуженным художником Грузинской ССР. На Родине, по обычаю своему живущая очень скромно, она щедро передавала свои коллекции в дар музеям; так, работы японских художников – в Музей Востока. Японское правительство ещё в 1982 году наградило Варвару Дмитриевну орденом Драгоценной короны четвёртой степени за вклад в развитие культурных связей между Японией и СССР. Даже в последние годы жизни она как магнит притягивала к себе самых разных людей, пленённых её человеческим обаянием и подлинной духовностью. В 2012 году в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга состоялась персональная выставка работ этой замечательной женщины – богатейшего внутреннего содержания и широчайшего внешнего проявления – в России, Японии, Абхазии и СССР.

Варвара Дмитриевна Бубнова содействовала созданию музея А.С.Пушкина в Бернове (Калининская обл.), в том самом доме, где когда-то гостил поэт. Здесь она провела свои детские и юношеские годы – ведь по материнской линии была из семьи Вульфов, друзей Пушкина…

Думая о Варваре Бубновой1

Григорьева Т.П., доктор филологических наук

Великий поток стремится с востока на запад и с запада на  восток... Все высшие проявления человеческой мысли сообщаются между собой.

 Китамура Тококу

Как-то я записала на клочке бумаги попавшуюся мне на глаза мысль Варвары Бубновой: «Такое рядоположение большой пустоты и небольшой заполненности создаёт баланс контрастов, заменяющий на Востоке симметрию равновесия» («Пластические принципы искусства Японии»//Творчество. 1975. №9). Я как раз размышляла в то время о своеобразии художественного мышления японцев. У них существует иное представление о гармонии, о соотношении всего между собой, и хотелось понять причину этого. Со времён древних греков на Западе, в европейской культуре, гармонию понимали как пропорциональность, симметрию, то есть как нечто определённое, устойчивое. В «Одиссее» Гомер использует слово «гармония» в значении скрепы: Одиссей, строя корабль, использует «гармонии-скрепы».

У японцев, напротив, существовало представление об изначальной неопределённости, или Ничто (Му), в котором пребывало Истинно-прекрасное (Му-но би). Это порождает иной подход к миру, иной метод его проявления: недосказанности, неопределённости, то, что «поверх чувства» (ёдзё). Гармония (Ва) для них не нечто жёстко уравновешенное, а живое, как бы пульсирующее, позволяющее одному сообщаться с другим, приходить в созвучие, дышать в одном ритме. В этом, возможно, главное свойство их художественного видения: понимание гармонии как процесса, подвижного равновесия, еле заметного общения одного с другим. Такое видение вещей позволяло не нарушать целостную природу отдельного, то есть закон самой жизни. Если симметрия (зеркальная. – Ред.) означает остановку движения, то асимметрия, напротив – не остановку, а бесконечное продолжение движения: то одного больше, то другого в вечном стремлении к идеальному равновесию, или к великому Покою Небытия, где всё существует извечно.

Не потому ли древнее, классическое искусство японцев, будь-то поэзия вака, театр Но или дышащие в ритме жизни дзуйхицу, не подвержены воздействию времени, ибо движутся вместе с ним? Потому избегали строгой симметрии, ибо она ставит пределы беспредельному, останавливая дыхание предмета, биение его сердца, душу – кокоро. Но глаз европейца привык к таким конструкциям, которые замыкали движение. Однако всякая застывшая форма предельна, к ней исчезает интерес. Так случилось в ХХ веке. В художественном сознании произошли перемены, которые можно свести к поиску внутренней формы, которую невозможно вычислить, но можно пережить. Это и сблизило западное искусство с восточным.

 

В.Д.Бубнова за литографским станком

 

Любимый ученик Варвары Бубновой – Ясуй Рёхэй привёл меня на выставку её картин и рассказывал о ней с таким восторгом, что не мог не пробудить интереса не только к художнице, но и к человеку, влюблённому в русскую литературу (она преподавала в университете Васэда). Почему русская художница оказалась сродни японцам? Не потому ли, что между нами существует некое внутреннее родство? Она обрела вторую родину в Японии, хотя тосковала по России, особенно о Бернове: детские воспоминания, когда дух Пушкина витал в берновском парке. Она настолько трепетно относилась к Японии, несмотря на сумрачные военные годы, что затруднялась писать о ней. Так бывает… А 36 лет спустя, когда она вернулась совсем в другую Россию, где её долгое время не знали, не печатали её работ о философии живописи, которые она приберегла для России, чтобы помочь молодым художникам понять, что ждёт их, куда ведут ступени жизни.

 

Полностью статья будет опубликована позже. Этот номер журнала «Дельфис» Вы можете приобрести в книжном Интернет-магазине «Дельфис».

Примечание
Идентификация
  

или

Я войду, используя: