Дельфис

Наконец на Кузнецком мосту открылась выставка Николая Константиновича Рериха. Я взяла с собой на вернисаж, на всякий случай, билеты Общества защиты животных, членом которого я являлась. На вернисаже я увидела Юрия Николаевича Рериха впервые. В этот момент поразило его внешнее сходство с Валерием Брюсовым, которого я видела в свои юные годы в Коктебеле. Но во взгляде глубоких карих глаз Юрия Николаевича было что-то необъяснимое и огромное. Выражение их, которое не берусь описать, как магнитом притягивало меня, и я подошла к группе людей, с которой он после окончания официальной части вернисажа ходил по залам, объясняя картины своего отца и отвечая на вопросы.

Дождавшись небольшой паузы, я обратилась к Юрию Николаевичу. Конечно, от волнения я ничего путного сказать не могла, а только спросила:

– Нельзя ли вас записать в Общество защиты животных? В этом вопросе царит неимоверный хаос. (Я имела в виду отношение к вопросу морали и жестокости, которое так наглядно прослеживается в отношении к братьям нашим меньшим).

Юрий Николаевич сначала удивленно посмотрел, а потом с большой теплотой сказал:

– Конечно, можно.

Мы сели за столик, на котором лежала книга отзывов. Я сказала Юрию Николаевичу, что решилась подойти к нему, так как знаю произведения Н.К. Рериха, среди которых есть рассказ «Зверьё», и подумала, что он относится к животным так же. Потом сказала, что знакома с работами его матери Елены Ивановны. Юрий Николаевич посмотрел на меня испытующе.

Далее у Юрия Николаевича не оказалось в кармане нужной суммы, он дал мне монетку, сказав: «Это аванс, сейчас приду». Вернулся он очень быстро с портфелем и уплатил вступительный и годовой взносы. Я вручила ему книжечку, он сердечно поблагодарил. Этим закончилась первая из наших встреч, которых, к сожалению, было немного.

Я шла домой окрылённая, мне казалось, что мною достигнуто очень многое… Но опять потянулись долгие дни, в течение которых мне стало казаться, что все пути к дальнейшему общению отрезаны, и надо начинать всё сначала.

^{Василий Алексеевич Ватагин за работой в Тарусе в 1963 году}

 

 

В этот период я видела Юрия Николаевича несколько раз на его выступлениях с рассказами о жизни и творчестве Н.К. Рериха. Это было замечательно! Мы каким-то образом узнавали, где и когда выступает Юрий Николаевич, и мчались туда. Содержание бесед иногда было сходным, но ответы на вопросы слушателей всегда интересны и содержали что-то новое. Одна из первых бесед происходила на улице Герцена в старом здании университета. Мне казалось, что Юрий Николаевич, всегда весёлый, оживлённый, окружённый народом, не узнает меня, хотя он здоровался, что неудивительно, так как я всегда старалась попадать в его поле зрения.

После окончания беседы в университете, проходя мимо трибуны, я случайно услышала, что В.А. Ватагин¹, сидящий рядом с Юрием Николаевичем, приглашает его посетить свою мастерскую, и они обменялись телефонами. Будучи хорошо знакома с Василием Алексеевичем, я поняла, что тут может осуществиться моя мечта о встрече. Я попросила пригласить и нас, когда Юрий Николаевич будет у него.

– Да придет ли он? Ведь он так занят! – ответил Ватагин.

– Позвольте мне взяться за организацию встречи, если вы действительно хотите, чтобы Юрий Николаевич посетил вашу мастерскую.

– Конечно, хочу, организуйте встречу сами, тем более я не люблю звонить по телефону (Ватагин был «телефононенавистником»), а другого пути я не вижу…

И вот у меня начался период телефонных звонков к Юрию Николаевичу. Это продолжалось довольно долго. Каждый раз я звонила «по поручению Ватагина». И каждый раз кроме назначения официального срока этого прихода или отсрочек говорилось что-нибудь ещё – значительное, интересное.

Подходя к телефону, я всегда испытывала удивительное волнение, состояние радостной собранности, а после разговора — невероятный подъём, точно через Юрия Николаевича говорила по прямому телефону с Высшими Силами. Это было небывалое чувство лёгкости, глубины и соприкосновения с чем-то большим, имеющим связь с Беспредельным. Особенно помню момент, когда я решилась спросить:

– А могла бы я когда-нибудь приехать к вам?

– А почему бы нет? – услышала я глубоко взволновавший меня ответ…

Как-то я спросила, имеет ли он понятие, с кем постоянно говорит по телефону. Он ответил:

– Да! Да!

Потом задумался и сказал:

– Впрочем, я подозреваю нескольких… Приходите завтра в Библиотеку иностранной литературы. Будет вечер, посвященный Тагору.

^{Юрий Николаевич Рерих}

 

 

Я пришла, Юрий Николаевич с Ираидой Михайловной (Богдановой – Н.Т.) уже были там. Когда я шла на своё место, Юрий Николаевич отвесил мне очень почтительный поклон, и я почувствовала, что он не ассоциирует мой облик с телефонным голосом. Ничего, подумала я, вскоре всё выяснится, так как день посещения Ватагина уже назначен.

В этот период телефонных перезвонов у нас бывала Татьяна Александровна К. Она часто встречалась с Юрием Николаевичем, и я спросила, не говорил ли он что-нибудь о телефонных звонках к нему. Оказалось, что Татьяна Александровна сама спросила Юрия Николаевича об этом, и он ответил:

– Да, иногда мне звонят и говорят подземными голосами.

Я очень смеялась, представив себе, как он воспринимал моё смущение, волнение и весь комплекс переживаний…

В мастерской В.А. Ватагина

Мы с Анатолием Ивановичем пришли пораньше, чтобы не пропустить ни одной минуты возможности быть в обществе Юрия Николаевича. Мы находились в радостном нетерпении. Юрий Николаевич с Раей (И.М. Богдановой – Н.Т.) пришли точно в назначенное время.

– Это моя сестра, – представил Юрий Николаевич Раю.

Когда он здоровался со мной, то шутливым тоном сказал:

– Ну, я так и думал, что вы – это вы.

Смотрели работы, те, что выставлены в мастерской Василия Алексеевича.

– У вас хорошо представлен Восток! – заметил Юрий Николаевич.

^{Василий Ватагин. Автолитография «В Коломбо» из папки «Индия»}

 

 

Видно было, что он доволен, радостен, чувствует себя в своей среде. Разговор был непринужденный. Василий Алексеевич сидел рядом с Юрием Николаевичем в своей неизменной таджикской тюбетейке, чёрной, бархатной, с белым орнаментом. Так странно было видеть двух русских людей с типично азиатскими чертами лица.

– Какая Монголия! – вырвалось непроизвольно у меня восклицание, когда я глядела на их лица.

– Да, – сказал Юрий Николаевич, – и это совсем не случайно. И эта тюбетейка на голове Василия Алексеевича тоже не случайна, всё это доказывает, что Азия была здесь совсем недавно, а это всегда отражается во вкусах, в одежде, в бороде, в усах, не говоря уже о типичных чертах лица… Когда я бывал в Монголии, за мной всегда по пятам ходили люди, спрашивая: «Ты наш? Кто ты?» – когда я говорил, что я русский, не верили мне.

Заговорили о рижанах. Юрий Николаевич сказал, что Рихард Яковлевич (Рудзитис – Н.Т.) сделал непростительную ошибку, когда ему предложили организовать общество, а он отказался.

– Надо было во что бы то ни стало узаконить Учение Живой Этики, – с жаром сказал Юрий Николаевич, – не все ли равно, как оно будет называться вначале!

Кто-то из нас возразил. Мне думается, Юрий Николаевич тогда не совсем ориентировался в обстановке пока ещё не совсем «бархатного сезона» в нашей стране.

Рассматривая живописные танки и скульптурные изображения буддистского искусства, Юрий Николаевич объяснял их содержание. Он внимательно рассматривал огромную бронзовую статую Будды, как Василий Алексеевич назвал её. Юрий Николаевич расспрашивал, как она попала к Ватагину. Тот рассказал, что купил её у антиквара, так же, как и резной старинный китайский сундучок, где он хранит свои рисунки. У «Будды» была отломана нога, и Василий Алексеевич реставрировал её из дерева. Антиквар приобрел эту фигуру у кого-то, кто привёз огромную партию «Будд» из Монголии. (Эти скульптуры у нас расплавлялись на бронзу.)

^{Василий Ватагин. Автолитография «Пейзаж на Цейлоне» из папки «Индия»}

 

 

– Надо бы её куда-нибудь пристроить, – сказал Ватагин, – ведь мой земной путь подходит к концу.

– О, я смогу очень хорошо устроить эту фигуру, если вы, Василий Алексеевич, готовы с ней расстаться. В самое ближайшее время решится вопрос о восстановлении буддистского храма в Ленинграде, некогда построенного по инициативе моего отца. Мне обещали, что его восстановят в самое ближайшее время. Вот мы его туда и водрузим.

Потом Юрий Николаевич пояснил, что это фигура не Будды, а Майтрейи. Будду обычно изображают сидящим в позе Падмасаны, иначе её называют позой лотоса. Выражение лица обычно спокойное, созерцательное. Он достиг понимания Высших Миров, или Брахмана, и его улыбка, и полузакрытые глаза должны выражать блаженство постижения и слияния своего «я» с Высшим Космическим «Я». Он выполнил свой долг на земле и может спокойно сидеть в позе лотоса – самой совершенной асане, посылая любовь и помощь всему живущему…

Совсем другое – Учитель Майтрейя. Он должен прийти на помощь страдающему человечеству и выправить его эволюционный путь. Весь Восток ждёт Его прихода. Поэтому Майтрейю всегда изображают с опущенными ногами. Он уже поднимается. Иногда опущена одна нога. Иногда Его изображают стоящим, иногда даже идущим. Лицо серьёзно, строго. Ему предстоит много работы. Грядущую ступень называют «Век Майтрейи». Это новая эволюционная ступень, несущая Новый Мир, новую идею – обновление сознания…

Потом разговор зашёл об индийской символике. Вишну Многорукий – у него так много работы, созидательной работы. Его антипод – Шива. Он работает по уничтожению сделанного Вишну. И если бы Шива своей пляской не тормозил дело созидания, то Вишну мог бы слишком забежать вперед и этим наделать много бед. Во всём нужна постепенность, в каждом деле, даже самом маленьком. Шиву часто изображают пляшущим на теле младенца Вишны, окружённым пламенным кругом. Это значит, что в мире наступил период «Пляски Шивы», то есть его победа, победа Бога Разрушения. В это время в мире царят войны, болезни, землетрясения и тому подобные бедствия. Интересно, что в индийской религии Шива также является положительным божеством, несмотря на то что он антипод Вишны – Божества Созидания, так как разрушение также нужно для эволюции. Брама – верховное божество, объединяющее и то, и другое…

Василий Алексеевич рассказывал, что, будучи в Индии, видел необычайное по красоте зрелище на празднике бога Шивы. Ночью при свете факелов толпа обнажённых индусов с громкими песнопениями священных гимнов и соответствующей музыкой со звуками гонга и ударами в медные литавры сопровождала громадных идолов, которых вынесли из храма и носили на носилках вокруг него. (Слово «идолы» как-то немного диссонировало с объяснением символики индийской скульптуры, о которой только что так любовно рассказывал Юрий Николаевич.)

Ватагин рассказал, что он невольно поддался реву толпы и поклонился идолам. Он считал, что именно за это он был наказан, заболев тропической малярией, из-за чего не смог продолжить своё путешествие по Индии. Юрий Николаевич заметил, что это вряд ли могло быть причиной болезни.

Мне во время этого рассказа вспомнился Рамакришна, который прошёл через все существующие религии и обряды и понял, что они едины в своём содержании и сути, а отличаются только по форме. Потом, открыв китайский сундучок, мы приступили к осмотру рисунков. Индийская серия очень понравилась Рериху.

– Вы прекрасно понимаете Индию, а вот теперь, когда художники попадают в Индию, они непременно изображают автомобили. Это же нехарактерно для Индии. Для неё характерна духовность. Но в душу Индии почти никто не решается заглянуть.

Василий Алексеевич подарил Рериху один или два своих индийских рисунка.

– Ис лие анек денелау, – сказал Юрий Николаевич.

Мы попросили перевести.

– За всё это большая благодарность.

На одном из рисунков был изображен слон. Юрий Николаевич рассказал, что как-то в Индии он просто залюбовался партией работающих слонов. Они перетаскивали хоботами громадные тяжелые бревна с того места, где они были навалены, на другое. Слоны складывали их в аккуратные штабеля, а после выравнивали хоботами с математической точностью.

Юрий Николаевич обратил внимание, что один из слонов каждый раз подталкивает его в плечо или в руку. Сначала он подумал, что это случайно, даже посторонился, но потом понял, что это не случайно. Он обернулся лицом к слону, и тогда тот поднял переднюю ногу, и этот жест повторялся каждый раз, когда слон шёл за следующим бревном налегке, то есть он подталкивал Юрия Николаевича и, когда тот как-то реагировал на это, поднимал ногу, согнув её в колене. Юрий Николаевич сначала не понимал этого жеста и даже спросил у погонщика слонов, что он означает. И тот объяснил, что слон почувствовал большую симпатию к Юрию Николаевичу и приглашал его покататься на своей спине.

– Не знаю, чем я заслужил любовь этого слона, – заключил свой рассказ Юрий Николаевич.

Он стал прощаться, и тут я подала ему письмо со словами:

– Вот вам письмо.

Юрий Николаевич с удивлением:

– От кого?

– От меня. Я знала, что вы придёте ненадолго, и я ничего членораздельно не смогу объяснить, поэтому и написала письмо.

Юрий Николаевич разорвал конверт и бегло прочитал, это было уже на ходу. Там было написано, что Анатолий Иванович (Григорьев – муж Арендт) хочет лепить бюсты Николая Константиновича и Елены Ивановны и что для этого нужно, чтобы Юрий Николаевич попозировал для поиска родственного сходства.

– Это, конечно, можно.

Далее было написано, что я знала лично многих художников-куинджистов, которые учились с Николаем Константиновичем. Юрий Николаевич на это мало прореагировал, но все же прочёл список вслух. Особенно выделил фамилию Химона и тепло улыбнулся – очевидно, у него были какие-то о нём воспоминания. Моё письмо заканчивалось тем, что я очень интересуюсь Учением Живой Этики, хочу изучать его и мечтаю о служении в этом направлении. Прочтя это, Юрий Николаевич с такой теплотой и с такой сияющей радостью подарил мне свой взгляд, что я никогда не забуду этого.

– Мы будем встречаться, – сказал Юрий Николаевич, уже спускаясь по лестнице.

Василий Алексеевич очень жалел, что забыл предложить гостям конфеты, специально купленные для этой цели. Потом опять последовал период телефонных перезвонов с той же самой гаммой переживаний. Но теперь я уже была уверена, что Юрий Николаевич знает точно, кто ему звонит. И я приглашала его не к Ватагину, а к нам. Главный рубикон был пройден и контакты установлены, но это не устраняло моих волнений и трепета при переговорах.

(Продолжение на с. 66 в рубрике «Человек и время»)