Дельфис

Многим писателям и поэтам, жизнь которых резко отличалась от жизни святых, удавалось через творчество добираться до своего глубинного «Я» — «Персоны Бога».

По плодам их судите их, — говорится в Писании. Важен результат. Каков он будет и что принесёт человеку, смог ли он войти в свой внутренний колодец, чтобы вытянуть из него крупицу золота и бросить её в океан Вечности? Там, в глубине твоего земного «я» есть чистый родник, заваленный всяким хламом, человеком же собранный... А послан он сюда и сотворён Милостью Божьей именно для того, чтобы открыть этот родник и очутиться там, где очутился разбойник, когда он возопил с креста «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоём». Через страдания постигают эту истину люди. «Искусство живо кровью принесённых жертв», — писал поэт Максимилиан Волошин. Дух гниёт, когда он не может соединиться с Духом Божьим, ему нет свободы, тогда душа болит и страждет человек. Попробую подтвердить эту мысль не своими измышлениями, а исследованием творчества двух поэтов — Александра Сергеевича Пушкина и Максимилиана Александровича Волошина. Эти два поэта, такие разные по стилю, резко противоположные друг другу, находятся в созвездии одной планеты, планеты Духа Святого, проникая своей библейской тематикой в Святая Святых нашего внутреннего «Я» — образа и подобия Божия.

^{М. Волошин в Коктебеле. 1930 г.}

Александр Сергеевич Пушкин — поэт Милостью Божией. На первый взгляд, он очень мирской, живущий полнокровной жизнью мира сего. Но это лишь на поверхностный первый взгляд. На самом деле, там, внутри, в его глубинах, зреет и живёт зерно, «подобно зерну горчичному, которое, хотя меньше всех семян, но когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его»¹. Через свою гениальную поэзию поэт входит в Святая Святых, в наитие Духа Святого. Сам он так пишет об этом:

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружён.

Молчит его святая лира,

Душа вкушает хладный сон,

И меж детей ничтожных мира,

Быть может всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснётся,

Душа поэта встрепенётся,

Как пробудившийся орёл.

Тоскует он в забавах мира,

Людской чуждается молвы,

К ногам народного кумира

Не клонит гордой головы

Бежит он, дикий и суровый,

И звуков и смятенья полн,

На берега пустынных волн,

В широкошумные дубровы...

«Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботах суетного света он малодушно погружён».

«Близкий всем и всем чужой», — говорит то же самое, но иными словами Максимилиан Волошин — мистификатор, развлекатель и кумир разношерстной толпы, проходящей через его волшебный дом, истинный дом поэта, и вместе с тем, чужой всему этому, лишь только его коснётся «святая лира». Тогда он бежит от всех, ищет уединения, можно сказать словами Александра Сергеевича — «бежит... на берега пустынных волн, в широкошумные дубровы».

В страшные годы страданий, когда весь народ так же, как сейчас, проходил через ад и муки преисподней, Макс Волошин в 1919 году пишет потрясающее своей библейской глубиной, соблюдением всех канонов и форм Акафиста стихотворение «Хвала Богоматери». Это, собственно, пересказ в стихотворной форме Откровения от Иоанна Богослова с пламенной верой в то, что Господь милостив и он всё-таки пожалеет погрязший в грехах род человеческий. Максимилиан Александрович сам прошёл через мучительные поиски Истины; его, как на волнах, бросало то вверх, то вниз.

Господом Богом ему было дано увидеть свои грехи — «через грех взыскует тварь Господь», — пишет он. И поэтому:

В час, когда вся плоть проснётся,

Чрево смерти содрогнётся,

Солнце мраком обернётся

И как книга развернётся небо надвое,

И развернётся пучина

И раздастся голос сына:

«О племя упрямое!

Я стучал — вы не открыли,

Жаждал — вы не напоили,

Я алкал — не накормили,

Я был наг — вы не одели».

И тогда ответишь ты:

«Я — одела, я — кормила,

Чресла Богу растворила,

Плотью нищий дух покрыла

Солнце мира приютила

В чреве темноты».

В час последний, в тьме кромешной

Над своей землёю грешной

Ты расстелешь плат:

Надо всеми, кто ошую,

Кто во славе одесную

Агнцу предстоят,

Чтоб не сгинул ни единый

Ком, пронзённой духом, глины,

Без изъятья — навсегда,

И удержишь руку Сына

От последнего проклятья

Безвозвратного суда.

^{М. Волошин}

Ещё одна аналогия. 22 июля 1836 года, предчувствуя близкую смерть, страдая от клеветы и непонимания (ещё в 1834 г. А.С.Пушкин жаждал покоя — «на свете счастья нет, но есть покой и воля», пытался выйти в отставку и поселиться в деревне), Пушкин переводит в стихотворную форму удивительную молитву Святого Ефрема Сирина:

«Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему. Её, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен ecu во веки веков. Аминь». У Пушкина эта молитва звучит так:

Отцы пустынники и жёны непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв.

Но ни одна меня из них не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой.

Владыко дней моих!

Дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не даждь душе моей,

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья

И дух терпения, смирения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

Поэма Максимилиана Александровича «Серафим Саровский», начатая им в 1919 году и оконченная незадолго до смерти в 1929 году, это тоже, по сути, изложение в стихотворной форме «Жития Серафима Саровского». Не сомневаюсь, что у поэта возникла связь с самым милостивым и любвеобильным из святых. И в этом нет ничего случайного, ведь все мы, приходя в храм, молимся святым, призываем их на помощь себе, надеемся на них, и они нам помогают. Максимилиан Волошин осуществил свою молитву, изложив «Житие Святого Серафима» стихами, ведь к Богу можно попасть и через творчество. Так пришёл к Нему индийский поэт Рабиндранат Тагор, так пришла к Нему, например, наша современница — поэтесса Зинаида Миркина:

О, Бога незримого видимый Сын, —

Всё правда, что было, то было.

Скажи мне — легко ли — один на один

С несметною адскою силой?

Я вслед за Тобою на муку иду

И кто там о славе пророчит...

Скажи мне, легко ль в Гефсиманском саду

Глухой нескончаемой ночью?

Легко ли — вот так, умываясь в крови

Без силы, без ангелов Божьих?

А лес все шумит и шумит о Любви

А сердце... И сердце — про то же...

О Любви говорит сердце тем, у кого оно открыто Богу, это всё тоже созвездие одной планеты, планеты Духа Святого.

И, наконец, подхожу к двум программным стихотворениям — это кредо Александра Сергеевича Пушкина и Максимилиана Александровича Волошина — «Пророк» и «Подмастерье». Мысль у них одна: чтобы стяжать Святого Духа и стать «Пророком» (у Волошина «Мастером»), нужно освободиться от своего малого беспамятного «я», сбросить с себя одежды ветхого человека и родиться заново, иными словами, убить свою душу в этой жизни, чтобы она ожила в Вечности. Пушкинский «Пророк» написан во дни страданий и невзгод, именно тогда, когда человеческое сердце открывается Богу.

8 сентября 1826 года. Пушкин в ссылке, уехала вслед за мужем в Сибирь Мария Волконская — тупик и безысходность вокруг:

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился, —

И Шестикрылый Серафим

На перепутье мне явился.

Посланец Бога, первый Княже, Воевода Небесных Сил, Херувим и Серафим Михаил Архангел сотворил чудо — сделал из обыкновенного земного человека Пророка, помог ему стяжать Святого Духа, но для этого есть единственный путь: ограничение себя, — как пишет уже Максимилиан Волошин:

Чтобы научиться чувствовать,

Ты должен отказаться

От радости переживаний жизни,

От чувства отрешиться

Ради средоточья воли;

И от воли — для отрешённости сознанья, —

то есть, убить себя для земной жизни, чтобы родиться в Вечности. О том же самом, только в образной, аллегорической форме говорит Александр Сергеевич:

И Он (Архангел Михаил - Т.Ш.) К устам МОИМ приник

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрое змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И Он мне грудь рассёк мечом

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнём,

Во грудь отверстую водвинул.

И когда ты откажешься от радости, чувства, воли, укротив в себе страсти земные и сознание внутри себя, ты сможешь погасить, тогда из глубины молчания родится Слово (Святой Дух, глас Бога живаго) в себе несущее «всю полноту сознания, воли, чувства, все трепеты и все сиянья жизни. Но знай, что с каждым новым осуществлением ты умерщвляешь часть своей возможной жизни: Искусство живо кровью принесённых жертв».

Христос, чтобы спасти человечество, пошёл на крест, и настоящий Мастер, Пророк, Святой вслед за ним тоже, не боясь мук, идёт на распятие, воскресая для вечной жизни. «Как труп в пустыне я лежал», — говорит Пушкин, —

И Бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись Волею Моей

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Бог обращается уже к человеку, который убил в себе все земные страсти и стал Пророком, его он наполняет своей Волею, своим Духом Святым, только теперь он имеет право обходить моря и земли, чтобы «глаголом жечь сердца людей». У Волошина та же мысль звучит так:

Средь чёрных пламеней, среди пожарищ мира

Твой Дух дерзающий познает притяжение

Созвездий правящих и воляших планет...

Так, высвобождаясь

От власти малого, беспамятного «я»,

Увидишь ты, что все явленья —

Знаки, по которым ты вспоминаешь самого

                                                               себя,

И волокно за волокном сбираешь

Ткань духа своего, разодранного миром.

Когда же ты поймёшь,

Что ТЫ не СЫН Земли (т.е. не от Мира сего — Т.Ш.),

Но путник по вселенным,

Что Солнца и Созвездья возникали

И гибли внутри тебя,

Что всюду — и в тварях и в вещах — томится

Божественное Слово,

Их к бытию призвавшее,

Что ты — освободитель божественных имён,

Пришедший их назвать

Всех духов — узников, увязших в веществе,

Когда поймёшь, что человек рождён,

Чтоб выплавить из мира

Необходимости и Разума —

Вселенную Свободы и Любви, —

Тогда лишь

Ты станешь Мастером.

И, говоря дальше словами Александра Пушкина, имеешь право «глаголом жечь сердца людей».

Волошинское стихотворение «Подмастерье» тоже написано во дни страданий и невзгод, во дни раздумий и переосмысления всей жизни поэта. И «Пророк» и «Подмастерье» вытекают из одного родника, но русла их имеют разную форму. Если Александр Пушкин, говоря о бесстрастности поэта, всё же, чтобы больше воздействовать на читателя, не убил в себе чувства и эмоции, то Максимилиан Волошин умышленно постарался это сделать, его стихотворение по точности, сжатости, археологической сухости рисунка больше приближается к философской прозе, а по ритму и музыкальности наталкивает на мысль, что написано оно после прочтения «Евангелия от Иоанна». Можно проверить на слух:

В начале было Слово, и Слово было у Бога.

И Слово было Бог.

Оно было в начале у Бога.

Все чрез Него начало быть, и без Него ничто

Не начало быть, что начало быть.

В Нём была жизнь, и жизнь была

Свет человеков,

И Свет во тьме светит, и тьма не объяла его, —

это Евангелие от Иоанна.

И у Волошина:

Чтоб научиться чувствовать,

Ты должен отказаться

От радости переживаний жизни,

От чувства отрешиться ради

Сосредоточья воли;

И от воли — для отрешённости сознания.

Когда же и сознанье внутри себя ты сможешь

                                                                       погасить —

Тогда

Из глубины молчания родится Слово.

Оно и есть Любовь, Господень Дух, а где Господь, там есть Свобода, как пишет в своём «Послании к Коринфянам» апостол Павел, подаривший человечеству свой гениальный «Гимн Любви»:

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а Любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а Любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, Любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит».

Вот почему к концу эона, к 2000 году мы так мучительно собираем ткань Духа своего, разодранного миром. Не легко соединить волокна Любви в одно целое и сотворить планету Любви. Это может сделать только Оно, Божественное Слово, если мы в Него уверуем. Но ведь они незримо присутствуют тут — и Александр Пушкин, и Максимилиан Волошин, и все духи — «узников, увязших в веществе». Именно сейчас это чувствуется. Они молятся и стараются нам помочь — «Аще же и умрем, но оживем для вечности». И кто верит, и кто не верит может послать сейчас свои позывные и сказать словами Молитвы: «Соедини, Владыко, умершие и живые в Нескончаемой Радости и Любви».

г. Коктебель