Дельфис

Два раза в месяц под высокие своды церкви Св. Петра и Риге приходит сотни людей, чтобы послушать лекции Анатолия Алексеевича Макарова. Он — из плеяды рижан, которые стали  последователями Рерихов еще при их жизни. Судьба провела его через многие испытания. В них  он закалялся и духовно рос.

Макаров сейчас работает в издательстве экологического просвещения «Виеда» и в Академии  культуры, где ведет курс по Живой Этике. Много ездит, бывает в Москве. Год назад прочитал  цикл лекций о Рерихах и Живой Этике. Семь лекций прозвучали тогда, как семь откровений.

Особенным был его рассказ о Христе, содержащий малоизвестные сведения. Позже, в Риге, мне  посчастливилось услышать и его размышления о Матери Мира. По-научному точно и одновременно поэтически образно, привлеки» уникальные материалы, он рассказал о столь трудно объяснимом, и мы ощутили величие этого глубокого сокровенного понятия. Тихо и убежденно, как пророк, он говорил со своими учениками...

Елена Ивановна Рерих в 1935 г. писала: «Должна сказать, что из всех Обществ мое любимое — это Рижское Общество, и я уверена, что именно оно расцветет и принесет лучшие плоды».

Она оказалась права. Так что же это было за общество? Как организовывалось и чем занималось?
На эти и другие вопросы я попросила ответить Анатолия Алексеевича.

— Анатолий Алексеевич, расскажите, пожалуйста, как организовывалось рижское общество? Чем занималось?

— Когда в 1925 году Николай Константинович Рерих, находясь в Шринагаре (Индия), собирал Центрально- Азиатскую экспедицию, он распрощался со своим секретарем — рижанином Владимиром Шибаевым, который вернулся в Ригу. Здесь Шибаев познакомился с врачом Феликсом Денисовичем Лукиным. Было в Риге еще семь человек, которые уже давно интересовались философией Востока, вопросами оккультизма и теософии. Вот эта группа объединилась, стала встречаться и переписываться с Николаем Константиновичем. 13 октября 1930 года Общество было официально оформлено. К тому времени оно насчитывало 12 человек. Вскоре удалось снять хорошее помещение на улице Елизаветинской, 21-а. Первым председателем Общества стал Феликс Денисович Лукин.

В 1936 [оду я окончил среднюю школу, а общество стал посещать с 1937 года, будучи уже студентом Латвийского Университета. В то время в его рядах было человек сто. Возглавлял его тогда поэт и писатель Рихард Рудзитис, так как Лукин уже ушел с земного плана. Что у меня осталось в памяти о тех годах? Прежде всего, еженедельные встречи всех членов Общества в большом прекрасном зале с паркетным полом, на стенах которого висели работы Рерихов — отца и сына. Обществу было подарено 45 картин Николая Константиновича и 10 — Святослава Николаевича. Одна из них — «Путь» — до сих пор находится в Риге.

Вечера строились так. Первая часть обыкновенно посвящалась музыке. Как правило, выступали члены Общества, многие из которых прекрасно музицировали.

Во второй части или устраивались беседы с учеными или культурными деятелями, или читались письма, полученные от Рерихов из Индии. Встречи с учеными были очень важны, так как мы жили на одном уровне со временем, следили за тем, что нового в науке. Общество пользовалось большим уважением у рижских ученых. Например, они советовались с нами относительно феноменов. Помню, это касалось девочки 9 лет, которая обладала способностью читать мысли матери на расстоянии. Мы имели письма Елены Ивановны, книги «Живой Этики», и, опираясь на них, подсказывали исследователям, в каком направлении лучше вести работу.

Частыми нашими гостями были также философы и писатели. Все знали, что наше Общество широко открывает двери для людей, интересующихся чем-то новым и значимым. Самой большой радостью для нас было чтение писем из Индии. Все то, что мы не понимали в книгах «Живой Этики», мы записывали. Потом наши руководители посылали эти вопросы Елене Ивановне и получали ответы.

Читая их, мы углублялись в понимании Учения. В том помещении, где мы собирались, находился большой стол. На нем обычно раскладывали все последние издания Общества: книги «Живой Этики», «Письма Елены Рерих» и «Чашу Востока», а также произведения других авторов. Впоследствии у нас были выпущены «Тайная Доктрина» Е.П.Блаватской и первый сборник работ Николая Константиновича.

В дневные часы помещение Общества представляло собой обычный музей. Вход в него был бесплатным, и каждый мог туда зайти. Помню, будучи студентом, после лекций, прежде, чем идти домой, я заходил в заветный зал и стоял перед какой-либо картиной, вникал в ее

содержание. Это были чудесные мгновения радости, света. Я тогда был еще молод, а в молодости все воспринимается особенно четко и ярко. Мне очень нравились картины Николая Константиновича: «Чаша Будды», «Брамапутра», «Охота», «Милосердие». Меня потрясало удивительно выразительное лицо ламы, защитившего молодого оленя от стрелы. Я любовался картинами «Кулута», «Мадонна Лаборис», «Часовня Святого Сергия»... То, что картины излучали, было незабываемо. Особенно мне была близка «Твердыня Тибета»: вечер, высокие стены монастыря, мерцающие звезды — все объято тишиной и глубоким чувством единения...

В одном из писем Николай Константинович предложил нам открыть при музее Рериха зал, где выставлялись бы картины художников Прибалтики. Это было сделано в соседней большой комнате. Ее стены украсили полотна наших классиков: Розенталя, Валтерса, Ануса, Цирулиса, литовской художницы Тарабилдене и других. Особым стал для нас день 10 октября 1937 года, когда в Риге состоялась первая и единственная конференция представителей трех прибалтийских обществ Рериха.

^{А.А.Макаров. Фото Г.Колосова}

Она была посвящена 50-летию творческой деятельности Николая Константиновича. На конференции были гости из Франции, Англии и других стран. Мы издали тогда «Золотую книгу», в которой были опубликованы выступления участников конференции на их родных языках.

Эта книга вошла в Золотой фонд нашего Общества и сейчас уже огромная редкость. У меня она сохранилась, но в очень плохом состоянии. Перед арестом, когда начались гонения на членов Общества, я вынужден был ее спрятать. Она хранилась в сыром месте, и многие страницы пострадали, но читать ее можно.

Мы плодотворно работали до 1940 года. Особенно результативным был 1939 год. Тогда мы издали много книг. У нас был свой магазин, в котором продавались не только книги Николая Константиновича и Елены Ивановны, труды по восточной философии, но и художественная литература. Магазин пользовался популярностью, в нем всегда толпился народ, и нас это очень радовало. В том же году мы отправили на книжную ярмарку в Москву все наши издания. Это был наш дар России.

Особым видом работы являлись встречи и сотрудничество с соседями — литовским обществом Рериха в Каунасе и Эстонским комитетом Рериха. Обычно такие встречи проводились в выходные, за городом. Выезжали туда вместе со своими семьями. Среди нас находились люди разных национальностей, но мы были едины в пашем устремлении к Учению. Рабочим языком служил русский. В то годы в Латвии русским языком владели очень многие. У нас жило много беженцев из Советской России, мы дружили с ними и прекрасно понимали друг друга. Например, Александр Клизовский — бывший военный, это чувствовалось по выправке — пользовался у нас большим уважением, и его великий труд «Основы миропонимания повой эпохи» очень многое нам дал. Я помню, как Клизовский по окончании каждой главы посылал ее Елене Ивановне с тем, чтобы получить от нее коррективы. Так что связь Риги с Кулу, где жили Рерихи, была очень, очень крепка.

И вот наша работа прервалась. 17 июня 1940 года без всякого предупреждения советские войска вошли в Ригу, а осенью Общество было закрыто. Многие его члены оказались репрессированными.

Конечно, и до этих политических событий среди нас находились люди, которые убежали от коммунистического строя и не были дружелюбны к нему. Но другие имели более демократические взгляды, например, Гарольд Лукин. Екатерина Драудзинь занимала серединную позицию. Но все это находилось как бы на втором плане, на первом стояло Учение, общая радость и единение. У нас в Обществе всегда царила атмосфера дружелюбия и взаимопонимания.

— Как вы думаете, что помогало вам сохранять такую атмосферу? В современном рериховском движении, в том числе и в Риге, часто происходит разъединение людей.

— Мое мнение такое: тогдашнее латвийское общество — оно называлось Общество друзей музея имени Н.К.Рериха — росло понемногу. Сначала было семь человек, потом двенадцать, затем двадцать и т. д. В конце 40-го — 140 человек. Было крепкое единое ядро, состоящее из людей глубоко сплоченных. Для молодежи Общество стало школой. Там она росла и училась.

Моим учителем, например, был Карл Волковский. Когда я пришел в музей впервые, то долго ходил и смотрел на картины. Дивился их красоте и торжественности. И вдруг я обратил внимание на то, что вдоль стен стоит много венских стульев. Спросил дежурного, что это значит? Он ответил, что каждый вечер здесь происходят встречи. Я поинтересовался — можно ли мне в них участвовать. Мне посоветовали прежде поговорить с одним из членов правления — господином Волковским. И вот я пришел к нему домой. Дверь мне открыл человек лет сорока пяти, высокий, стройный, с серыми глубокими глазами. Он пригласил меня в свой кабинет, и у нас состоялась беседа. Теперь-то я знаю, что эти вопросы были такими, как учит Живая Этика. Он спрашивал: что меня привело в общество? Зачем я пришел? Сердечно меня очень влекла атмосфера музея, и тогда я уже прочитал «Листы Сада Мории». Оказалось, что каждое воскресное утро, когда колокола рижских церквей приглашали прихожан на службу, члены Общества собирались для занятий в небольших группах.

Они продолжались не менее двух часов, но пролетали, как минуты. Обычно начинали с изучения первой книги «Листов Сада Мории». По очереди ее читали, потом Волковский просил нас рассказать, как мы поняли прочитанное. В завершение он что-то добавлял к нашим объяснениям и что-то выправлял в нашем понимании. Были еще средняя и старшая группы. Последней руководил председатель — Рихард Рудзитис. Члены ее изучали «Тайную Доктрину». Таким образом в группах велась внутренняя работа по обогащению нашего сознания. И она приносила, конечно, свои плоды, объединяла нас.

Помню такой примечательный случай. Я уже целый год посещал Общество. В музее было много комнат, но одна из них — запертая. Мне не приходило в голову спросить, что там находится. Она мысленно была ограждена. И вот наступило утро 24 марта — День Учителя.

Вечером прихожу в Общество и вижу: двери комнаты распахнуты. Вхожу внутрь — там горят свечи у портретов трех Владык — Майтрейи, Будды и Христа. Я испытал невыразимые чувства, духовный подъем. Тогда же впервые увидел и портреты Учителей К.Х. и М. Это было великое переживание. И в тот день наш земной учитель подарил нам портрет Учителя М. Это было как бы подтверждением того, что в результате года занятий мы стали достойны иметь эту реликвию. К сожалению, в настоящее время такого уважения к ликам Учителей нет.

— Известно, что у изучающих Живую Этику часто происходят психические феномены. Рассказывали ли вы на занятиях о своих переживаниях, делились ли впечатлениями? Пытались ли коллективно найти ответы на разные загадочные явления?

— В то время члены нашего Общества феноменами не занимались, они углублялись в Учение. За прошедшие с тех пор 50 лет столько изменилось, столько потрясений произошло в сознании людей. Они стали нервными, впечатлительными, и, на мой взгляд, сейчас заметно усилилось воздействие тонкого мира. Люди пошли по неправильному пути: видят всякие огни, пришельцев, лучи — все феномены, феномены, а не суть, не сердце. А мы шли через любовь. Сердечник самого Общества был тверд, укреплен. Были постоянные связи с Индией, с Еленой Ивановной и Николаем Константинович ем. Любую неясность сразу можно было выяснить. А теперь мы оставлены как бы беззащитными. Наша опора теперь только внутренняя. Если вы духовно нашли связь с Высшими Иерархами — это ваша опора, а внешней — человеческой — нет.

— На каких принципах строились отношения в обществе — равенства или иерархии?

— Главенствующим был иерархический принцип. Когда я стоял рядом с Клизовским или Рудзитисом, я всегда испытывал самое глубокое к ним уважение. Я. чувствовал, что они больше знают, глубже вникли в Учение, знал, что они переписывались с Рерихами. Чувство старшинства было значительным. У нас имелись горячие головы, которые сразу хотели общины. Но нас предупредили: община должна быть группой, в которой сгармонизированы чувства и мысли. Пока не делайте этого, еще рано.

Но и у нас предпринимались попытки объединиться в труде. Это касается, например, выпуска книг. Средств на их издание государство нам не выделяло. Г.Лукин обходил нас всех, и каждый вносил свою лепту. Так что книги у нас издавались на собственные средства членов общества.

Это нас сплачивало. Способствовало тому и создание своей хлебопекарни. Хлеб мы выпекали по особому рецепту, и он получался очень вкусным.

— Если можно, расскажите немного о себе.

— Я очень счастливый человек, потому что с самого детства меня влекли восточная наука и философия. Мой отец был учителем и интересовался тем же. Он был русский, мать —латышка. Я вырос в Латвии. В 12 лот на столе у отца я впервые увидел изданную в Париже Агни Йогу. И уже тогда пытался ее читать. Учился я на механическом факультете Латвийского университета, но сердце стремилось к философии. Ей отдавал все свободное время.

В годы репрессий, когда я и Воркуте под землей добывал уголь, «Листы Сада Мории», которые я запомнил страницу за страницей, были мне огромной поддержкой. Я понимал тогда, что происходит испытание на преданность Учению. И помощь приходила огромная. Например,я прошел всю Великую Отечественную Войну и не разу не был ранен. Много раз я чувствовал, когда нужно отойти, покинуть какое-то помещение, а через некоторое время на том месте разрывалась бомба или снаряд. Это была защита. У меня всегда было предчувствие, что предстоит много сделать для распространения Учения. Были годы, когда об этом нельзя было даже говорить, но уверенность в том, что наступят другие времена, не покидала меня. В одном из писем Елена Ивановна говорила о том, что многие теперешние дети доживут до того времени, когда начнут происходить довольно значительные перемены. Я думал — не доживу, ведь это так далеко, и смотрите — дожил и являюсь участником этих событий.

Все совершается кармически так, как надо. Но самая большая радость — это возможность учиться.

Когда я был реабилитирован, то поступил на радиозавод имени А.С.Попова инженером по технике безопасности, а затем стал начальником отдела. Это благородная работа — защищать людей от несчастных случаев. После 1988 года во всех цехах завода читал лекции по Живой Этике. Сейчас с заводом распрощался и перешел работать в издательство «Виеда».

Мне импонирует то, что это издательство отдает много средств на дело культуры.

— Как, Вы считаете, должны строиться взаимоотношения в рериховских обществах сегодня?

— Я думаю, что нам надо еще раз перечитывать страницы писем Елены Ивановны, а также внимательно изучать книги «Живой Этики», где сказано, как относиться к людям, которые стучатся, которые просят помощи.

Мы не имеем права их отталкивать. Но надо быть очень осторожными в отношении низшего психизма. Когда в 1988 году возобновило работу наше рижское Общество Рериха, то в течение нескольких месяцев к нам пришли около 850 человек. Они были очень разными, многие из них называли себя экстрасенсами. Сейчас такое время, когда у людей раскрываются центры и рождаются новые способности. Но все это должно быть подчинено сердцу и духовности. А если основой жизни становятся феномены, то начинается суждение: у тебя то-то, значит ты такой-то — это неправильное направление. У нас в Обществе были одно время такие настроения. Но Высшие всегда помогают. В Риге организовалось общество экстрасенсов, и те из них, которые нам мешали, ушли туда. Было у нас много и кришнаитов, и буддистов, которые тоже ушли в свои общества.

Из писем Елены Ивановны мы усвоили истину, что приходящему отказать нельзя, но пусть он будет другом Общества. А в члены принимать только тех, которые достойны, потому что они-то и будут определять дальнейшую его судьбу. Членство человек должен заслужить своим трудом.

Беседу вела Н.А.Тоотс