Дельфис

Как мне кажется, Концепция взаимообусловленности атомо- и плането-образования (КВАП) А.Е. Ходькова и М.Г. Виноградовой и их модель атома (ХВ-модель) заслуживают более широкого внимания со стороны научных кругов. Этого не происходит из-за ряда необычных выводов или заключений: и Юпитер-Солнце – двойная звезда, и строение атомов таблицы Менделеева находятся в зависимости от той звезды, которой они обязаны своим рождением[1]. Но главное – это необычная модель атома, предлагаемая этой теорией.

История учит нас, что наука в своём поступательном движении многократно возвращается к истокам, а поэтому в настоящей науке (как таковой, часто называемой фундаментальной) никакие идеи и модели не устаревают. Если брать современную физику, то многие устаревшие модели используются в ней (получают вторую жизнь) при приближённом решении математически нерешаемых уравнений. Пример такого рода из ХВ-космогонии – это использование для конкретных расчётов модели осциляторов Г.А. Лоренца для валентных электронов атома. После её использования М. Планком и усовершенствования Н. Бором и А. Зоммерфельдом ни одна из этих моделей не фигурирует «на прямую» в современных квантовых теориях атомов и молекул. Только, пожалуй, А. Эйнштейн дал её современный вариант в модели резонансного взаимодействия электромагнитного (эл-м – далее используемое сокращение) излучения с веществом в виде двухуровневого атома, которая использовалась при изобретении лазеров и стала основой современной квантовой электроники. С помощью этой модели Эйнштейн обосновывает своё представление о фотоне как кванте эл-м поля, на что не решился Планк, относя открытые им кванты энергии к особенности колебаний электрона в осциляторе Лоренца. 

Ходьков и Виноградова возвращаются к осциляторам Лоренца, ссылаясь при этом на работу немецкого физика Мартина Мюллера [2], который обращает внимание на то, что положение Бора о сохранении вращательного момента в атоме, которое он назвал «постулатом», следует из домаксвелловых представлений о силах. Сохранения вращательного момента (в физике он чаще называется «угловым моментом», «моментом импульса» или «моментом количества движения») требует «третий закон механики» И. Ньютона о равенстве сил действия и противодействия. В теории Дж. К. Максвелла этот закон прямого воздействия источников силы друг на друга заменяется косвенным воздействием «через поле». Позволим себе некоторое отступление в историю физики, без которого очень трудно осмыслить предложения Мюллера.

Источниками эл-м сил являются электрические заряды и токи – заряды приводят к электрическим силам, а токи или скорости движения зарядов – к магнитным силам. Закон взаимодействия между зарядами написал Ш. Кулон. По форме он оказался таким же, как закон Ньютона для гравитации: сила обратно пропорциональна квадрату расстояния между массами. А в законе Кулона вместо масс берутся определённым образом измеренные электрические заряды. А вот закон А.М. Ампера для магнитного взаимодействия токов выглядит сложнее. Именно на аналогию с этим законом всё время ссылаются Рерихи, когда говорят об устремлениях (аналог токов) и об особенностях течения психической энергии.

^{Ю.Н. и Н.К. Рерихи}

 

 

Токи в отличие от зарядов (или масс в гравитации) имеют не только величину, но ещё и направление в пространстве. Силы тоже имеют направление в пространстве, но в случае зарядов и масс они направлены вдоль соединяющей их прямой линии. В случае масс – это притяжение, в случае зарядов – это и притяжение, и отталкивание (в зависимости от знака электрического заряда). А вот в случае токов требуется соотнести сразу три направления в пространстве – направление магнитной силы и каждого из токов. Не вдаваясь в подробности, стоит сказать только о том их соотношении, которое подразумевается в аналогии Рерихов: параллельно направленные токи притягиваются, а противоположно направленные – отталкиваются. Люди с одинаковыми стремлениями притягиваются по карме, а с разными – отталкиваются.

До Максвелла электромеханика – наука об электрическом и магнитном взаимодействии движущихся зарядов, и оптика – наука о распространении света через пространство, рассматривались отдельно [3]. Причём в электромеханике немецким физикам В. Веберу и К. Нейману удалось соединить законы Кулона и Ампера в одно математическое выражение на основе представлений о механическом эфире, который в этой модели выглядел как газ, «тонкий воздух», который передаёт взаимодействия в виде волн сжатия и разряжения, которые называются в физике «продольными волнами». Именно такие волны характерны для распространения звука через воздух атмосферы (в основном состоящий из азота), только в звуковых волнах в изменениях плотности воздуха дополнительно участвует тепло: при сжатии воздух нагревается, а при расширении – охлаждается.

Казалось бы, с помощью таких волн – только не в воздухе, а в эфире – можно было бы объяснить и распространение тепла вместе со светом в оптике. Однако Юнг и Френель, авторы волновой теории света, доказали опытами по интерференции поперечный характер световых волн, отличающих их от звуковых. Что именно в этих волнах колебалось «поперёк направления распространения», оставалось неясным до появления теории Максвелла. Первоначально Максвелл попытался всего лишь усовершенствовать существующие представления об эл-м эфире, обосновывая умозрительные (можно сказать – «визионерские») представления М. Фарадея о среде, передающей эл-м силы.

^{М. Фарадей}

 

 

Фарадей во время своих опытов по электромеханике (о взаимозависимости изменяющихся во времени электрических и магнитных сил), писал в дневнике, что «видит линии напряжения сил в пространстве», и это «видение» помогает ему в его открытиях. Потомки с благодарностью использовали (те же Вебер и Нейман) открытые Фарадеем законы, а его визионерство «списали» на интуицию, то есть на особенности его психики чисто субъективного характера. Этому не поверил внимательно изучавший дневники Фарадея Максвелл. Усовершенствовать существующие представления об эфире в направлении представлений Фарадея ему не удалось, но он ввёл понятие об особой «силовой среде», которую назвал «полем», передающей электрические и магнитные возмущения через пространство и окружающей каждый из движущихся зарядов. В отличие от Фарадея он подобрал к «полю» подходящие (и самые современные на то время) математические представления и написал уравнения для «силовых линий».

Одним из первых следствий решения этих уравнений оказались волны эл-м возмущений, распространяющиеся через пространство со скоростью света! Причём эти волны были поперечными и стало ясно, что именно колеблется в них перпендикулярно к направлению их распространения. Это были меняющиеся сообща электрические и магнитные силы. При этом не только оптика получала электромеханическое объяснение, но и сами эл-м волны обнаруживали своё существование за пределом видимого диапазона, что удалось экспериментально подтвердить Герцу. Как мы сейчас знаем, волны света имеют длины от 0.75 m до 0.4 m (m – это микрон), а Герц открыл волны той же природы с длиной более метра, т.е. те волны радиодиапазона, которые сейчас используются в радиоэлектронике. Открытие эл-м шкалы излучений отметили, как «величайшее открытие науки» Махатмы в «Письмах к Синнетту»! 

Казалось бы, теория Максвелла объединяет электромеханику и оптику в единую дисциплину, в которой наряду с «видимыми» находится место огромному разнообразию «невидимых» волн. Тем не менее эфир электромеханики, уступишший полю эл-м сил, оказался «в стороне» в новой теории. И прежде всего – было не ясно, как быть с «третьим законом» ньютоновой механики (законом равенства действия и противодействия). В теории Максвелла каждый движущийся заряд создавал вокруг себя поле, которое «не считается» с полями, создаваемыми другими движущимися зарядами, а значит «действие» со стороны одного заряда не встречает непосредственного сопротивления со стороны другого заряда до тех пор, пока он не передаст через своё поле «действие» на первый заряд (которое, собственно, и можно назвать ответным «противодействием»). Но действия обоих зарядов мало того, что независимы друг от друга, но ещё и происходят со скоростью света, и таким образом действие с противодействием оказываются разделёнными (часто значительными) промежутками времени.

Таким же промежутком разделены и действия с противодействием в эфире электромеханики, но там они были устранены Нейманом с помощью концепции стоячих продольных волн, которые соединяют взаимодействующие заряды и токи. Между ними «вдоль соединяющей их прямой» образуются две встречные продольные волны, которые сопровождают взаимодействие и отвечают за равенство противодействия и действия в соответствии с «третьим законом» Ньютона. Кроме того, эти продольные волны при резких изменениях в движении зарядов могли отрываться от «материнских» зарядов и распространяться через пространство самостоятельно. Такие же «свободные» (от источников) эл-м волны возникали и в теории Максвелла, но они были поперечными, что подтверждалось экспериментами, а вот свободные продольные волны так и не были обнаружены. Но в их существование продолжали верить многие физики. Среди них был Н. Тесла, который отдал дань «математической красоте максвелловой теории», но до конца своих дней пытался получить «беспроводную связь» посредством продольных волн.

^{Н. Тесла}

 

 

К концу XIX века Лоренцу удалось придать современный вид уравнениям Максвелла, попутно создав «теорию электрона», который был в 1897 году открыт в экспериментах Дж. Дж. Томсона. Теория Максвелла-Лоренца, которая мыслилась автором в рамках концепции эфира, предсказывала неожиданные свойства движущихся зарядов, прежде всего – зависимость их масс и размеров от скорости! Кроме того, время на этих зарядах замедляло свой ход. Зависимость массы электрона от скорости была подтверждена в опытах Г. Кауфмана 1901 года. Казалось бы, на этом можно поставить точку. Но тут-то и начались катастрофические изменения мировозрения в физике.

Прежде всего Эйнштейн предложил иначе посмотреть на формулы, полученные Лоренцом. Если полевая теория эл-м сил ставила под вопрос «третий закон» Ньютона, то рассуждения Эйнштейна предлагали пересмотреть «первый закон» ньютоновой механики, то есть закон движения масс (в том числе – и незаряженных!) с постоянной скоростью в отсутствие сил (любой природы). Этот закон был известен как закон инерции Галилея и говорил об эквивалентности наблюдения за физическими законами из разных лабораторий (так называемых «систем отсчёта»), движущихся друг относительно друга с постоянной скоростью. Если в качестве сил иметь в виду эл-м полевые взаимодействия, то движения с разными скоростями оказываются не эквивалентны друг другу и имеют в качестве предельной скорость света. Вкдад Эйнштейна в эту теорию сводился к тому, что он заметил, что скорость света оказывалась (согласно формулам Лоренца) одной и той же во всех системах отсчёта. То есть изучая свет (и другие эл-м излучения) мы не можем сказать, с какой скоростью движется наша лаборатория (с измерительными приборами).

^{А. Эйнштейн}

 

 

Этот взгляд Эйнштейна тут же оформил математически Г. Минковский, предложив по-новому подходить к «расстояниям» и включать в них наряду с пространственными промежутками длительности времени так, что соотношения между ними будут зависеть от скорости движения наблюдателей, а геометрия пространства и времени заменяется геометрией единого пространства-времени «с другой метрикой» (то есть с другим, не-эвклидовым определением расстояний). Но что самое главное – и что до сих пор «не могут простить» Эйнштейну, так это исчезновение в этой «новой механике» эфира с заменой его на «геометрическую пустоту». Тут мы имеем дело сразу с несколькими «недоразумениями». Во-первых, такую модель предложил Минковский, причём Эйнштейн поначалу с ним не согласился. Во-вторых, механика «без эфира» была и у Ньютона, правда с другой (более «наглядной», эвклидовой) геометрией для рассматриваемых по-отдельности пространства и времени. А в-третьих, Минковский (спустя две недели после опубликования своей работы) погиб во время лыжной прогулки в Альпах, так что оказался не в состоянии изменить свой взгляд – хотя бы в результате споров с Эйнштейном.

Не вдаваясь в дальнейшие «перепетии» с новой теорией, названной «теорией относительности» и неутихающие до сих пор (уже в течение более 100 лет) споры на эту тему (в том числе и среди учёных и философов!), отметим только один, важный для дальнейшего изложения факт. Одним из первых, кто решил (поначалу – для себя) построить новую (названную «релятивистской») механику как согласованную систему взглядов (и формул) был молодой Вольфганг Паули, который впоследствии предложил «не менее спорную» частицу нейтрино. Его работа, после публикации, сразу вызвала «резонанс» среди современников и сделала его знаменитым, что ставят ему в упрёк нынешние сторонники эфира и противники релятивизма.

И тем не менее изменения физического мировозрения начались с появления квантовой, а не релятивистской механики! И начаты они были работой Планка 1900 года, в которой он показывал, что самые различные подходы к тепловому эл-м излучению приводят к универсальной формуле, если отказаться от отношения к энергии, как к непрерывной величине. Энергия в моделируемой классическими осциляторами материи должна изменяться дискретными порциями или «квантами». Этим порциям отвечает знаменитая формула E = hn, h – очень малая величина (6.63×10^-27 эрг×сек), названная «постоянной Планка». Сами осциляторы были представлены колеблющимися друг относительно друга электрическими зарядами противоположного знака или «диполями Герца», с помощью которых Г. Герц подтвердил существование эл-м волн.

Эйнштейн, на основе другого физического явления (фотоэффекта), доказал учёному сообществу, что в законах теплового излучения мы имеем дело не только с дискретной энергии осциляторов, но и с порциями (или квантами) эл-м излучения, названными «фотонами». Выходило, что по крайней мере свободное эл-м поле состоит из множества частиц или «корпускул», которые сообща ведут себя как волны. Законы фотоэффекта (возникновение тока из электронов под воздействием освещения светом металлических поверхностей) в 1888 году систематически представил наш соотечественник А.А. Столетов. Эйнштейну же удалось создать теорию этого явления в соответствии с планковским подходом к энергии.

Именно за создание теории фотоэффекта и открытие фотонов Эйнштейн получил Нобелевскую премию, а вовсе не «за теорию относительности», как до сих пор думают многие, когда они узнают, что Эйнштейн всего лишь переинтерпретировал «формулы Лоренца»! Вместе с открытием фотона Л. де Бройлем была создана концепция квантов, которые сочетают свойства частиц и волн. Этот «дуализм» был подтверждён после открытия дифрации электронов на кристаллах, то есть волнового проявления электронов, которых до этого (в классической физике) считали частицами. Дуализм частиц и волн удачно дополнил зависящую от частоты энергию зависящим от длины волны импульсом, что замечательно сочеталось с релятивистской механикой: представляющая время частота волны оказывалась связанной с представляющей пространство длиной волны через единое соотношение для импульса и энергии частицы.

Ну и последнее, о чём необходимо упомянуть, чтобы понять работу Мюллера об атоме, используемое в КВАП: это теория Бора для атома Э. Резерфорда. Бор, как и Мюллер, расматривал простейший атом водорода, точечное ядро которого (по Резерфорду) представлено протоном, вокруг которого движется электрон, который легче протона почти в 2000 раз, поэтому протон можно считать неподвижным – действующим на электрон только электрической силой Кулона. Поскольку протон не имеет скорости, то он не взаимодействует с электроном магнитным образом. Другое дело – энергично движущийся в атоме электрон. Согласно полевой теории Максвелла, электрон в поле протона при любом характере движения должен постоянно излучать свободное эл-м поле, падая на протон «по спирали». Для того, чтобы этого не происходило, Бор (в 1912 г.) предложил постулировать для энергетических уровней электрона сохранение вращательного момента внутри атома; переходы между такими уровнями сопровождаются излучениям эйнштейновских фотонов. Это прекрасно объясняло поистине необъятный материал по оптическим и рентгеновским спектрам атомов химических элементов таблицы Менделеева, накопленный физиками и химиками к началу ХХ века.

Постулаты Бора о существовании внутри атома состояний движения электрона с сохраняющимся вращательным моментом не получали теоретического обоснования в рамках максвелловой теории эл-м взаимодействий. Такое обоснование (спустя 80 лет) предлагает Мюллер, прежде всего (как и Бор) для простейшего атома водорода [2]. Он замечает, что если учесть для электрона «третий закон» ньютоновой (классической) механики, то постулированные Бором состояния просто обязаны существовать. Но для этого требуется сделать дополнительное построение с продольными волнами. Мюллер его эффектно называет: «пинг-понг протона с электроном». Продольное кулоновское поле не действует у Мюллера непрерывно – оно тоже разбито на кванты по рецепту Эйнштейна. В результате протон выбрасывает электрон на его орбиту продольной волной определённой энергии, тот полученную энергию излучает, точнее – возвращает протону в виде встречной продольной волны, а протон опять его «отпихивает» обратно на орбиту, наделяя ещё одним продольным квантом. Из-за этого орбита превращается в «размытую» орбиталь, а введённая Э. Шрёдингером волновая функция электрона получает наглядное обоснование.

Предложенные Шрёдингером волновые функции – это уже «новая», исторически следующая за атомом Бора-Зоммерфельда квантовая механика, которая до сих пор применяется во всех вычислениях характеристик атомов и молекул. Поэтому Мюллер законно называет свой подход «тюбингенской версией» квантовой механики. Электрон в этой версии играет роль шарика при игре в пинг-понг, которому ядро атома сообщает энергию, импульс и вращательный момент, как это делает ракетка. Но самое здесь главное, что электрон полностью возвращает полученные квантовые числа ядру в виде ответной продольной волны, так что обменное кулоновское взаимодействие внутри атома оказывается представленным стоячей продольной волной, которую Мюллер (чтобы не путать с фотоном) называет «нейтрино»!

Власть обменного взаимодействия и квантов продольных волн распространяется у Мюллера только на состояния внутри атома. При ионизации, когда разрывается связь электрона с ядром и на месте атома возникает ион, заряды и их движения начинают подчиняться максвелловой полевой теории. Более того, при переходе с орбитали на орбиталь в атоме, когда меняется вращательный момент атомных уровней, в окружающее атом пространство излучаются обычные, поперечные фотоны Эйнштейна. Так что версия Мюллера «не трогает» ничего в имеющейся на настоящей момент картине квантовой теории атомно-организованного вещества. Другое дело, что Мюллер не ограничивается атомными связанными состояниями, а продолжает свою логику продольных квантов на ядро: в случае атома водорода – на протон ядра, превращающийся периодически теми же квантами в нейтрон.

Но превращение протона в нейтрон или нейтрона в протон в «мэйнстриме» современной физики относится к прямому (когда превращается нейтрон) и обратному (когда превращается протон) b-распадам [4]. Причём они подчиняются уже не эл-магнитному, а особому слабому ядерному взаимодействию. Тут требуется ещё один экскурс в историю. Нейтрино предложил В. Паули в конце 1931 года для объяснения особенностей радиоактивного b-распада, когда ядра некоторых атомов излучают электроны высоких энергий и превращаются в атомы с другим (на единицу большим) зарядом ядра, т.е. в соседний элемент таблицы Менделеева. Причём Паули для новой частицы сначала предложил название «нейтрон» по причине её электрической нейтральности. Однако в начале 1932 года Дж. Чадвик (из лаборатории Резерфорда) предложил то же название для другой, уже давно в физике ожидавшейся частицы, которая входит в состав атомных ядер вместе с протонами, имеет приблизительно ту же массу и объясняет вес атомных ядер, который «в среднем» в два раза больше веса содержащихся в ядрах протонов, которые обуславливают заряд ядра.

Частицей Паули заинтересовался итальянский физик Э. Ферми, предположив, что только что открытый Чадвиком нейтрон распадается на протон, электрон и нейтральную частицу Паули, которую Ферми предложил назвать «нейтрино» (по-итальянски – «нейтрончик»). Название закрепилось, но было совершенно непонятно, каким образом можно доказать её реальное существование. Это понимал и предложивший нейтрино Паули. В 90-е годы ХХ века, когда в нашей стране были сняты с религии идеологические запреты, появился перевод книги В. Гейзенберга «Часть и Целое», из которой следовало, что ведущие «квантовые физики» при встречах не меньше внимания уделяли вопросам религии, чем физике [5]! Это касается и открытия нейтрино, а точнее – надежд на эту частицу у Паули. Он, помимо интереса к вопросам веры, обладал ещё и рядом экстрасенсорных способностей, что заинтересовало известного психолога К.Г. Юнга #[6]. Долгое время Паули и Юнг сотрудничали друг с другом по юнговской программе «исследования сновидений», а потом вышли и на другие проекты. Но первое, что пришло в голову Паули, когда он предположил существование неуловимой имеющимися в то время в распоряжении физики приборами частицы, что именно она может отвечать «за телепатию». То есть за экстрасенсорную способность «передачи мысли на расстояние», в реальности которой Паули убедился на собственном опыте.

^{К.Г. Юнг}

 

 

В связи с этой историей можно вспомнить конструкцию Ньютона, который не только верил в Бога, но и уделил Ему внимание в своей физике [7]. Ньютон считал, что Бог пребывает с изнанки введённого им в науку физического абсолюта: трёхмерного эвклидова пространства с заключённой внутрь него материей всех известных видов и форм, которыми как раз и занимается физика и всё естествознание. Ньютон не исключал и существование гравитационного и оптического эфиров, хотя подчёркивал, что для математических уравнений астрономии такое существование совсем не обязательно. Именно он был автором «дальнодействия» или «мгновенного действия на расстоянии» и вышеупомянутых «трёх законов механики».

Модель Ньютона становится более понятной, если принять во внимание, что пребывание Бога с обратной стороны пространства (при условии, что трёхмерное пространство двустороннее, на что позднее особо указывал П.А. Флоренский) гарантирует Ему доступ ко всем находящимся в пространстве материальным формам в каждый момент времени, из-за чего само введённое в физику пространство механики Ньютон называл «сенсориум Бога». Из-за этого и гравитация (аналог христианской любви в природе!) не обходится без Бога: через соединение разных точек пространства через его «изнанку». Это «соединение» отвечает математической теореме Гаусса, заменившей вихри Р. Декарта в гравитационном эфире с одной стороны, а с другой – обосновывающей закон обратного квадрата для сил ньютоновой гравитации, а потом и для сил Кулона.

^{П.А. Флоренский}

 

 

Для сил Кулона закон обратных квадратов обуславливается отсутствием заряда на внутренний поверхности заряженной металлической сферы [8], а для сил Ньютона – тем, что для объяснения веса тел на земной поверхности надо учитывать только массу внутри Земли, а не всю совокупность масс видимой Вселенной. Именно с такого подхода к эл-м эфиру – через теорему Гаусса – начинал Максвелл описание представлений об эфире Фарадея, которое закончилось его концепцией поля.

В «Тайной Доктрине» Е.П. Блаватская неоднократно обращается к физике Ньютона, подчёркивая её значение для теософии. Получается, что если мысль человека, передаваемая во время телепатических контактов, единосущна с Мыслью Бога (или – с Космической Мыслью, как предпочитают выражаться сторонники Живой Этики), то переносящее эту мысль нейтрино становится «частичкой Бога», то есть обеспечивает связь воплощённого в тело человеческого сознания с Сознанием Бога! Вот вкратце рассуждение Паули, которое заинтересовало не только Юнга, но и многих физиков. С нейтрино связано много надежд и фантазий. Вспомним хотя бы Океан из нейтрино в «Солярисе» С. Лема. Эта идея становится очевидной, если знать о надеждах Паули на нейтрино и считать эту частицу квантом мысли, который может обеспечить контакт человека с Планетным Разумом.

^{Е.И. Блаватская}

 

После Паули и Ферми первоначально не обладавшее никакими, кроме электронейтральности, характеристиками нейтрино приобрело и другие свойства. Одно из главных – это полуцелый спин, то есть собственный момент вращения, кстати введённый в физику тем же Паули в 1925 году для последней квантовой характеристики электрона, необходимой для полного объяснения закономерностей атомных (оптических) спектров. Такая величина спина у нейтрино (n) следовала из сохранения полного вращательного момента в реакции b-распада нейтрона n ® p + e^- + n, поскольку протон (р), нейтрон (n) и электрон (e^-) в этой реакции имеют полуцелый спин.

На основе представлений о полуцелом спине электрона ещё в 1929 году П. Дирак написал своё знаменитое уравнение, из которого следовало существование позитрона – положительно заряженного двойника электрона, его античастицы. После открытия позитрона К. Андерсоном в космических лучах (всё в том же в 1932 году, когда был открыт нейтрон и предложено нейтрино), стало ясно, что и у нейтрино может быть античастица. Так считал Дирак, но с этим был не согласен Е. Майорана [8]. Майорана для обоснования своего взгляда ссылался на безмассовость (невесомость) нейтрино, которая вытекала из измерений границ энергии в b-распаде. Это делало нейтрино похожим на фотон, античастица которого («антифотон») совпадала с фотоном. Подтвердить в то время даже само существование нейтрино ещё было нельзя, но эти гипотезы породили «нейтрино Дирака» и «нейтрино Майораны». Только в опытах 1956 года, после изобретения атомных реакторов, «нейтрино Майораны» было отвергнуто в пользу «нейтрино Дирака», поскольку было выяснено, что при обратном b-распаде, то есть при превращениях внутри ядер протона в нейтрон, рождается антинейтрино, частица с другими свойствами, чем нейтрино.

Самое интересное для нас так это то, что из уравнений Дирака следовала продольная поляризация всех волн-частиц (т.е. квантов!) с полуцелым спином, а значит электрона и нейтрино. Кроме того, у нейтрино Дирака отсутствовала масса, а значит оно должно двигаться со скоростью света. Именно эти характеристики нейтрино и заставили Мюллера назвать введённую им в параллель фотону внутриатомную частицу тем же именем, а это уже позаимствовали в свою модель атома Ходьков и Виноградова. Эти события можно отметить, как рождение ещё двух нейтрино, которые стоит условно назвать «нейтрино Мюллера» и «нейтрино Виноградовой». Причём Виноградова продолжила логику продольных волн на эл-м эфир в духе теорий Вебера и Неймана, но и этим не ограничилась, применив то же рассуждение Мюллера и для гравитации [9], то есть для аналогично закону Кулона записываемому закону Ньютона.

Если говорить об используемой в космогонии Ходькова и Виноградовой модели атома, то именно её особенностями обусловлена разбираемая Виноградовой концепция эфира. Не вдаваясь в подробности, следует сказать, что в ХВ-модели атома рассматриваются нейтронные пульсации атома с протон-нейтронным ядром и окружающими его электронами, а также и реальные преобразования протонов и электронов звёздной плазмы в нейтроны при синтезе химических элементов в звёздах [1]. В силу этого центральное место получает преобразование протона и электрона в нейтрон и обратно, которое (как сейчас хорошо известно) не обходится без нейтрино, и которое (как идею) мы находим и у Мюллера. Поэтому нейтрино занимает особое место и в концепции эфира, представленной работами Ходькова и Виноградовой. Более того, именно нейтрино становится у авторов ХВ-космогонии основой корпускулярного гравитационного эфира и самого гравитационного взаимодействия, как бы отдаляясь от перечисляемых в их статьях эфирных моделей – с громкими именами их авторов (Юнг, Френель и т.д.), поскольку все они строили (в XIX и начале XX века) модели оптического – переносящего свет, а совсем не гравитационного, эфира.

Конечно, слабые взаимодействия объединяет с тяготением малая константа взаимодействия, которая делает гипотезу нейтринного эфира в качестве эфира гравитационного вероятной, но всё равно требующей хотя бы каких-то количественных оценок, которые в ХВ-модели не сделаны. Те нейтрино, которое мы знаем, настолько слабо взаимодействуют с электромагнитной (называемой в статье – атомно-организованной) материей, включая эл-м волны (пусть, даже, фотоны), что предположение об их, чуть ли не видимых глазом внимательного, поэтически настроенного наблюдателя, оптических эффектах [9] выглядит крайне невероятным (и даже шокирующим).

Следующее, что хотелось бы отметить, как проблему ХВ-концепции, это требуемое в КВАП постоянное поглощение атомами частиц гравитационного эфира, а значит в нашем случае – энергии нейтрино, которая якобы идёт на энергию атомно-нейтронных пульсаций, на «рассеяние энергии» в нейтронных резонансах (а значит – на обеспечение их конечной ширины). Если Ньютон отверг гравитационный эфир из-за траты механической энергии планет на трение об эфир при движении, то у Ходькова и Виноградовой такого рода трение заложено в самое основание взаимодействия гравитации с атомно-организованным веществом, с его внутренними движениями. Это, конечно, понятно, но очень не привычно с точки зрения господствующих ныне в квантовой физике представлений: квантовые осциляторы ни в чём подобном не нуждаются. Не нуждаются они и у Мюллера, который последовательно обсуждает в своей работе квантовые модели и обходится без эфира.

Во второй половине 70-х годов ХХ века Б. Понтекорво, ученик легендарного Э. Ферми, выдвинул предположение о массе нейтрино на основе несовпадения баланса солнечных нейтрино и интенсивности идущего на Солнце термоядерного синтеза, когда слабое ядерное превращение двух протонов в дейтерий открывает цепочку ядерных реакций, разработанных учёными в 40-50-х годах для возможного объяснения энергетики Солнца и других звёзд. На проведённом в 60-70-х годах (в течение 15 лет!) эксперименте от Солнца было зарегистрировано меньше нейтрино, чем получалось в расчётах. В экспериментах 1962 года на Брукхейвенском ускорителе (США) было обнаружено два сорта нейтрино, и даже небольшая масса у нейтрино могла привести к превращению одного сорта в другой по пути к Земле, и объяснить убыль тех нейтрино, которые регистрировались от Солнца в нейтринных экспериментах.

В то время (1979 год) я делал диплом в «группе Понтекорво», оканчивая дубненский филиал физфака МГУ на кафедре «Теоретическая ядерная физика», возглавляемой Д.И. Блохинцевым. Понтекорво в то время работал в Дубне, перебравшись в СССР по политическим соображениям после завершения «атомного проекта» в США, в котором он участвовал вместе с Ферми. Мой диплом был посвящён сечениям рассеяния нейтрино на протонах, которое могло объяснить дисбаланс расчётов с экспериментом, а значит обойтись убылью нейтрино при рассеянии в той зоне водородной плазмы, которая имелась на Солнце. Однако проведённое мной (под руководством теоретика из группы Понтекорво – С.М. Биленького) вычисление не обнадёживало. Даже при учёте p- и r- мезонных вкладов сильного взаимодействия в сечения протонного рассеяния величины сечений получились слишком малыми, чтобы вызвать заметное рассеяние нейтрино в толще Солнца, а значит их убыль в направлении Земли.

Возможно, для читателя будет интересно и как я попал «к Блохинцеву в Дубну». Это была моя сбывшаяся мечта с 5-го класса школы, когда, начитавшись журнала «Знание и сила», я решил, что нейтрино – и есть квант энергии хода времени, теорию которого в 60-х годах выдвинул наш известный астроном Н.А. Козырев. Он явно использовал для отстаиваемых им сил со стороны времени аналогию с нарушением лево-правой симметрии слабым взаимодействием, открытой чуть раньше (в середине 50-х годов), но взял из характеристик слабого взаимодействия только моменты вращения и перенёс их на собственные моменты вращения в земной и небесной механике, представленные на Земле гироскопами, а в небе – вращающимися вокруг своих осей планетами и звёздами [10]. Техника изготовления гироскопов, игравших важнейшую роль в гирокомпасах, устанавливаемых на самолётах (а с 60-х годов – и на других летательных аппаратах) для их устойчивости и надёжной ориентации в пространстве, достигла таких технических характеристик, которые стали сравнимы с показателями вращения для небесных тел. Экспериментируя с такими гироскопами, Козырев обнаружил лево-правую-асимметрию их веса, и выдвинул гипотезу об энергиях хода времени, которая питает звёзды и живое вещество на Земле, проявляясь в лево-правой асимметрии живых существ.

Мысль о нейтрино как о кванте времени была, конечно, в те годы не такой уж «безумной» (характеристика идей в основе открытий квантовой физики начала ХХ века), хотя и относилась к немногочисленным «романтикам», которые увлеклись идеями Козырева. Большинство физиков их не признавало: существуют свидетельства очевидцев, что Л.Д. Ландау, слушая Козырева, садился спиной к докладчику. Кстати, всё то же большинство не признаёт идей Козырева и сейчас. Тем не менее эти идеи определили целый отрезок моей жизни, часть детства и юношество. Я стал в школе усиленно заниматься математикой и физикой, поступил в МГУ и попал в Дубну, к Блохинцеву и Понтекорво. Я честно всему научился и всё окончил, но к моменту получения диплома у меня появилось разочарование в тех знаниях о времени, которыми обладает физика – в том числе теория относительности и квантовая механика. В дальнейшем, как физик, я занимался квантовой электроникой, а к увлечениям моей юности больше не возвращался. Тем не менее интерес к проблеме времени у меня сохранился на всю жизнь.

В немалой степени именно тайна времени обусловила моё увлечение теософией. Как раз в теософии вопрос об эволюции и об эволюционном аспекте времени ставится «во всю мощь». С ним связана тайна Космических Циклов, которая касается не только так называемой «косной» материи, но и живых существ, людей и даже богов. Интересно, что Ходьков с Виноградовой следуют в своих идеях о нейтрино той же логике, что и Козырев – вплоть до использования потенциалов ионизации в своих расчётах атомов. Конечно, для квантов времени более уместно название «хронон», а не «нейтрино Козырева», как бы эта гипотетическая частица не была похожа на нейтрино Дирака, чем явно воспользовался Козырев, когда выдвигал свою концепцию не только энергии звёзд (вместо разрабатываемой учёными энергии термоядерного синтеза), но и энергии жизни, эксплуатируя факт лево-правой асимметрии слабых взаимодействий в мире элементарных частиц. Тем не менее, имея исторические прецеденты с выдвижениями нейтрино Паули, Дираком, Майораной и, наконец, Мюллером, думаю, можно говорить и о «нейтрино Виноградовой», как бы оно было непохоже на те нейтрино, которые в своих экспериментах наконец-то удалось поймать физикам.