Дельфис

^{Н.К.Рерих. Ангел Последний}

Вячеслав Иванов

Язвы гвоздиные

Сатана свои крылья раскрыл, Сатана

Над тобой, о, родная страна!

И смеется, носясь над тобой, Сатана,

Что была ты Христовой звана:

 

«Сколько в лесе листов, сколько в поле

крестов:

Сосчитай прогвожденных христов!

И Христос твой — сором: вот идут на

погром —

И несут его стяг с топором»...

 

И ликует, лобзая тебя, Сатана:

Вот, лежишь ты красна и черна;

Что гвоздиные свежие раны — красна,

Что гвоздиные язвы — черна.

 

1906

 

Валерий Брюсов

И се конь блед и сидящим на нем, имя ему Смерть.

Откровение, VI, 8

 

Конь блед

1

Улица была — как буря. Толпы проходили,

Словно их преследовал неотвратимый Рок.

Мчались омнибусы, кэбы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток.

Вывески, вертясь, сверкали переменным оком,

С неба, с страшной высоты тридцатых

этажей;

В гордый гимн сливались с рокотом колес

и скоком

Выкрики газетчиков и щелканье бичей.

Лили свет безжалостный прикованные луны,

Луны, сотворенные владыками естеств.

В этом свете, в этом гуле — души были

юны,

Души опьяневших, пьяных городом существ.

 

2

И внезапно — в эту бурю, в этот адский

шепот,

В этот воплотившийся в земные формы

бред,

Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный

топот,

Заглушая гулы, говор, грохоты карет.

Показался с поворота всадник огнеликий.

Конь летел стремительно и стал с огнем

в глазах.

В воздухе еще дрожали — отголоски, крики.

Но мгновенье было — трепет, взоры

были —

страх!

Был у всадника в руках развитый длинный

свиток,

Огненные буквы возвещали имя: Смерть...

Полосами яркими, как пряжей пышных

ниток,

В высоте над улицей вдруг разгорелась

твердь.

 

3

И в великом ужасе, скрывая лица, — люди

То бессмысленно взывали: «Горе! с нами

Бог!»,

То, упав на мостовую, бились в общей груде...

Звери морды прятали, в смятеньи, между ног.

Только женщина, пришедшая сюда для сбыта

Красоты своей, — в восторге бросилась к

коню,

Плача целовала лошадиные копыта.

Руки простирала к огневеющему дню.

Да еще безумный, убежавший из больницы,

Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:

«Люди! Вы ль не узнаете божией десницы!

Сгибнет четверть вас — от мора, глада и

меча!»

 

4

Но восторг и ужас длились — краткое

мгновенье.

Через миг в толпе смятенной не стоял

никто:

Набежало с улиц смежных новое движенье,

Было все обычным светом ярко залито.

И никто не мог ответить, в буре

многошумной,

Было ль то виденье свыше или сон пустой.

Только женщина из зал веселья да безумный

Все стремили руки за исчезнувшей мечтой.

Но и их решительно людские волны смыли,

Как слова ненужные из позабытых строк.

Мчались омнибусы, кэбы и автомобили.

Был Неисчерпаем яростный людской поток.

 

Май, июль и декабрь 1903

 

Максимилиан Волошин

(Из сборника «Неопалимая купина.» — стихи о войне и революции — война)

Андрею Белому

4. Пролог

Ты держишь мир в простертой длани,

И ныне сроки истекли...

В начальный год Великой Брани

Я был восхищен от земли.

 

И на замок небесных сводов

Поставлен, слышал, смуты полн,

Растущий вопль земных народов,

Подобный реву многих волн.

 

И с высоты недостижимой

Низвергся вестник, оку зримый,

Как вихрь сверлящей синевы,

Огнем и сумраком повитый,

Шестикрылатый и покрытый

Очами с ног до головы.

 

И, сводом потрясая звездным,

На землю кинул он ключи,

Земным приказывая безднам

Извергнуть тучи саранчи,

Чтоб мир пасти жезлом железным.

 

А на вратах земных пещер

Он написал огнем и серой:

«Любовь воздай за меру мерой,

А злом за зло воздай без мер».

 

И, став как млечный вихрь в эфире,

Мне указал Весы:

«Смотри,

В той чаше мир; в сей чаше — гирей:

Все прорастающее в мире

Давно завершено внутри».

 

Так был мне внешний мир показан

И кладезь внутренний разъят

И, знаньем звездной тайны связан,

Я ввержен был обратно в ад.

 

Один — среди враждебных ратей —

Не их, не ваш., не свой, ничей —

Я — голос внутренних ключей,

Я — семя будущих зачатий.

 

1915

 

Л.С.Баксту

5. Армагеддон

Положив мне руки на заплечья

(Кто? — не знаю, но пронзил испуг

И упало сердце человечье...) —

Взвел на холм и указал вокруг:

 

Никогда такого запустенья

И таких невыявленных мук

Я не грезил в смутном сновиденьи!

 

Предо мной, тусла и широка,

Цепенела в мертвом исступленьи

Каменная зыбь материка.

И куда б ни кинул смутный взор я,

Расстилались саваны пустынь,

Русла рек иссякших, плоскогорья;

По краям, где индевела синь,

Громоздились снежные нагорья,

И клубились свитками простынь

Облака. Сквозь огненные жерла

Тесных туч багровые мечи

Солнце заходящее простерло...

Так прощально гасли их лучи,

Что тоскою мне сдавило горло

И просил я:

— «Вещий, научи:

От каких планетных ураганов

Этих волн гранитная гряда

Взмыта вверх?»

И был ответ:

— «Сюда

По иссохшим ложам океанов

Приведут в день Страшного Суда

Трое жаб царей и царства мира

Для последней брани всех времен.

Камни эти жаждут испокон

Хмельной желчи Божьего потира.

Имя этих мест — Армагеддон».

 

1915

 

Александр Блок

* * *

В чужбину по гудящей стали

Лечу, опомнившись едва,

И, веря обещаньям дали,

Твержу вчерашние слова.

 

Теперь я знаю: где-то в мире,

За далью каменных дорог,

На страшном, на последнем пире

Для нас готовит встречу Бог.

 

И нам не долго любоваться

На эти, здешние пиры:

Пред нами тайны обнажатся,

Возблещут новые миры.

 

Август 1902 (февраль 1914)

 

* * *

 Протянуты поздние нити минут.

Их все сосчитают и нам отдадут.

«Мы знаем, мы знаем начертанный

круг», —

Ты так говорила, мой Ангел, мой Друг.

Судьбой назвала и сказала: «Смотри,

Вот только: от той до последней зари.

Пусть ходит, тревожит, колеблет ночник.

Твой бледный, твой серый, твой жалкий

двойник.

Все нити в Одной Отдаленной Руке,

Все воды в одном голубом роднике,

И ты не поднимешь ни края завес,

Скрывающих ужас последних небес».

Я знаю, я помню, ты так мне велишь,

Но ты и сама эти ночи не спишь,

И вместе дрожим мы с тобой по ночам,

И слушаем сказки, и верим часам...

Мы знаем, мы знаем, подруга, поверь:

Отворится поздняя, древняя дверь, И Ангел

Высокий отворит гробы,

И больше не будет соблазна судьбы.

 

28 декабря 1903

 

Голос из хора

Как часто плачем — вы и я —

Над жалкой жизнию своей!

О, если б знали вы, друзья.

Холод и мрак грядущих дней!

Теперь ты милой руку жмешь.

Играешь с нею, шутя,

И плачешь ты, заметив ложь,

Или в руке любимой нож.

Дитя, дитя!

 

Лжи и коварству меры нет,

А смерть — далека.

Все будет чернее страшный свет,

И все безумней вихрь планет,

Еще века, века!

 

И век последний, ужасней всех,

Увидим и вы, и я.

Все небо скроет гнусный грех.

На всех устах застынет смех.

Тоска небытия...

 

Весны, дитя, ты будешь ждать —

Весна обманет.

Ты будешь солнце на небо звать —

Солнце не встанет.

И крик, когда ты начнешь кричать,

Как камень, канет...

 

Будьте ж довольны жизнью своей,

Тише воды, ниже травы!

О, если б знали, дети, вы,

Холод и мрак грядущих дней!

 

6 июня 1910 — 27 февраля 1914

 

Андрей Белый

(Из сборника «Звезда») Современникам

Туда, во. мглу Небытия,

Ты безвременным, мертвым комом

Катилась, мертвая Земля,

Над собирающимся громом.

 

И словно облак обволок

Порядок строя мирового,

И презирающий зрачок,

И прорастающее слово.

 

Толчками рухнувших Мессин,

Провалом грешной Мартиники

Среди неузнанных руин

Приподымался смысл великий.

 

Развили грозные огни

Все беспокойней, все нестройней

Нечеловеческие дни,

Нечеловеческие бойни...

 

И я к груди Земли приник

И понял: в гром землетрясений

Склоняет исполинский лик

Из дней глаголющий нам Гений.

 

Он — Справедливый Судия, —

Мерцая мрачным приговором,

Давно смятенного меня

Опламенил глухим прозором.

 

И видел там, за громом битв

Восстанье Светлого Завета

В волне рыданий и молитв

И набегающего Света.

 

И ныне знаю: морок злой

Нас обуявших ослеплений

Перегорит, как ветхий слой,

И Солнце спустится, как гений, —

 

И громовая полоса,

Огнем палящая глазницы, —

Далекий грохот колеса

Золотордяной колесницы.

 

Январь 1918 - Москва

 

Николай Гумилев

* * *

Одиноко-незрячее солнце смотрело на

страны,

Где безумье и ужас от века застыли на

всем,

Где гора в отдаленьи казалась взъерошенным

псом,

Где клокочущей черною медью дышали

вулканы.

Были сумерки мира.

Но на небе внезапно качнулась широкая

тень,

И кометы, что мчались, как волки свирепы и

грубы,

И сшибались друг с другом, оскалив железные

зубы.

Закружились, встревоженным воем

приветствуя день.

 

Был испуг ожиданья.

 

И в терновом венке, под которым сочилася

кровь,

Вышла тонкая девушка, нежная в синем

сиянъи,

И серебряным плугом упорную взрезала новь,

Сочетанъя планет ей назначили имя:

Страданье.

Это было спасенье.

 

Зинаида Гиппиус

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы — дети страшных лет России —

Забыть не в силах ничего.

 

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы —

Кровавый отсвет в лицах есть.

 

Есть немота — то гул набата

Заставил заградить уста.

В сердцах, восторженных когда-то,

Есть роковая пустота.

 

И пусть над нашим смертным ложем

Взовьется с криком воронье, —

Те, кто достойней, Боже, Боже,

Да узрят царствие твое!

 

8 сентября 1914

 

Юлиан Долгий

Птица феникс

Все сгорает,

когда ударит гром;

Все сгорит,

что видимо кругом;

Создано

природой и умом;

Человеческим

воздвигнуто трудом.

Зелень и бульваров

и садов;

Камень тротуаров

и домов;

Жизнь лесов,

полей и городов

Вспыхнет в пламени

пожаров и костров.

Будто призваны

Архангела трубой.

Люди-призраки

расстанутся с Землей.

Потеряв объем,

и вид, и вес

Полетят с огнем

в края небес.

Все умрет,

когда ударит гром.

И подземный крот,

горнорабочий гном,

Что бредет

неведомым путем

В черной шахте

с красным фонарем,

Не спасется...

В миллион свечей

Вспыхнет солнце

у его очей.

Дикий леший,

малопризнанный поэт.

Старый грешник,

не читающий газет,

Любящий вино

и вольные стихи.

Верящий в одно —

в свои грехи,

В остальном во всем

всегда невозмутим...

Но ударит гром —

превратится в дым.

А беспечная русалка-

водолаз.

Что хохочет, как нахалка,

в поздний час.

Ранним утром —

как монашенка тиха,

И не знает пудры

и греха,

Под покровом вод

в десятки тысяч тонн -

До кого дойдет

русалки тихий стон

В миг, когда

огнем озарена,

Испарится без следа

она?

Все сгорит.

Но Феникс не сгорит.

Сталь расплавится.

И в пыль,

в ничто

гранит

Превратится ...

Только Феникс-птица

Вновь из пепла

к жизни возродится.

Возродится

к новой жизни Феникс

Сказочная птица

вдохновений.

Ну, а если

вдохновенье не умрет —

Будет вечен

человечий род.

Послесловие

Все, имеющее начало, имеет конец. О предстоящем конце земного мира, ознаменованном последней битвой Света и тьмы — Армагеддоном, — возвещает Откровение пророка Иоанна в 22 главах и 404 абзацах. Арифметика «Откровения» символична: Армагеддон описывается в тринадцати главах (с 8 по 20), что согласуется — явно и неявно — с чертовой дюжиной.

Кульминационно-роковое число «666» (сумма цифр — 18) появляется в 18 абзаце 13 главы. 13+18=31. (Как показывают стрелки, 31 — перевертыш 13-ти). 13x18=234; в сумме с числом обратным 234+432=666.

Все 22 главы «Откровения» разделяются на 20 глав до установления на Земле Града Божьего и 2 главы о Граде Божьем. Таким образом, выясняется параллель между количеством глав и количеством абзацев, число которых меняется в разных главах: 1) 20+2=22; 20²+2²=404.

Число 31 перекликается с аналогичным числом в Живой Этике. В книге «Надземное» (§142) говорится: «Армагеддон начался в 31-м году». Также о 1931 годе — в книге «Сердце», §176.

Природные катаклизмы, как будто участившиеся в наше время, способствуют возникновению панических настроений. Однако перспектива не столь мрачна, как представляется на первый взгляд. Расплата грозит лишь грешникам, а не праведникам.

«Правы те, кто понимает Армагеддон как поле знаков высшей энергии. Не может быть это поле случайным, но оно — как Магнит встречных энергий. В противовес этому полю суждено поле Светлого Града, — читаем в книге «Сердце», §253. (Кстати, «253» — сумма 22-х первых чисел!)

Грядущую глобальную катастрофу предвещает не только христианский Новый Завет. О ней предупреждают гораздо более древние индийские «Пураны» и скандинавская Старшая Эдда («Прорицание провидца»). Эсхатологические пророчества — выражение либо мистического ясновидения, либо — шоковой педагогики. В обоих случаях воспитательно-очистительное значение их несомненно.